Ольга Сокол. Морские звёзды, ламинарии, вани, миши и прочие создания, или студенческий месяц у Белого моря.

 

Глава первая

 

Прибытие

 

    За окном стремительно проносились деревья и кустарники, сливаясь в одно сплошное зеленое пятно. Кажется, я всю жизнь провела в разъездах, и вот - опять происходит то же самое. Правда, теперь это не очередной переезд, а всего лишь временное путешествие в Карелию, за полярный круг. “Конечно, для москвичей, всю жизнь проведших в городе, сама фраза о путешествии на Белое море вызывает трепет. А я устала. Чувствую себя мерзко, накануне отъезда потерялся любимый кот, попугай умер,“ – мрачно размышляла я, подперев рукой щеку. Стоило мне оказаться в дороге, как меня охватывала странная хандра. Она подпитывалась любыми неприятными событиями, случившимися накануне. Это могло быть всё, что угодно – от мелких учебных неполадок до смерти любимого попугая. С необъяснимым мазохизмом, я намеренно гнала от себя мысли о том, что путешествие может сулить приятные впечатления.

    - Девушки, можно с вами поговорить ? – прозвучал мужской голос за спиной, обрывая пессимистичный ход моих мыслей. Я метнула взгляд на Викторию, сидящую напротив, и повернулась на 1800. Над нами нависли двое молодых мужчин, вполне симпатичных и мускулистых, но с неприятным пьяным блеском в глазах, который моментально вызвал моё раздражение.

    - Так мы присядем рядом с вами ? – не отставали незнакомцы.

    - А вы откуда взялись ? Ведь в этом вагоне одни студенты, - спросила я.

    - Конечно же, пришли из соседнего, где полный вагон пограничников, - вполне связно ответил один из парней и тут же плюхнулся рядом со мной.

    - Я – Витя, он – Толик, а вас как зовут ? – промолвил второй, пытаясь положить свою руку Виктории на плечо.

    Она быстро отодвинулась и сердито глянула на меня. Неожиданно лицо Толика показалось мне знакомым.

    - Ольга и Виктория, - спокойно ответила я.

    - В этом вагоне столько симпатичных девчонок! Куда едите ? Мы, например, домой, - продолжал Витя, опять медленно вытягивая руку в сторону Виктории.

    Я сделала как можно более серьезное лицо и ответила:

    - Мы закончили первый курс биологического факультета, едем на летнюю практику. Так положено.

    - А почему на Север? Я бы поехал на Черное море, там теплее, - усмехнулся Толик.

    - На Белом море обитает много интересных беспозвоночных, и мы должны их изучить, правда, Викуша ?

    - А как же эти безпозвонки живут без позвоночника и вообще, кто это такие ? – с притворной любезностью Витя уставился на Викторию.

    Она опять молча посмотрела на меня.

    - Безпозвоночные – это червяки, моллюски, бабочки и многие другие создания, - я произнесла эту простую фразу, чтобы не вдаваться в подробности.

    - А черепахи - это тоже безпозвоночные ? – разродился умным вопросом Толик.

    - Нет, это позвоночные – поморщилась я, поправляя на носу очки.

    - А люди ?

    - Тоже позвоночные.

    - Ладно, хватит грузить. Лучше скажите, неужели вам тут не скучно, не тянет в веселую мужскую компанию ? Вы такие симпатичные. Пошли с нами в другой вагон ! – чуть ли не хором сказали “парнишки“.

    - О-о, нет, спасибо. Уже поздно, мы будем спать.

    - А мы не уйдем.

    На секунду я испугалась, но потом вспомнила, что где-то недалеко находятся наши преподаватели и проводница. Виктория совсем занервничала. Да, неприятно осознавать себя беспомощной перед двумя громилами. Говорят, всегда можно подавить интеллектом. Увы, не всегда и не всех.

    - Вы уйдете, наконец, или нет ? Я хочу спать! – неожиданно с верхней полки свесилась Марта.

    - Ты чего это орешь ? Кстати, мы и тебя приглашаем в наш вагон, - воскликнул Толик.

    - Что тут происходит ? – к нам подошел Миша, а за ним Иван.

    - Ванечка, они к нам пристают, - подала голос Виктория.

    - Еще раз повторяю, я хочу спать, – закричала Марта.

    Я схватилась за уши, не люблю шум, а происходящее все больше становилось похожим на шумный базар.

    - Девчонки сами пригласили присесть, а теперь выгоняют! А ты, жучка, заткнись! – Виталик грозно посмотрел на Марту.

    - Боже, когда же это закончится. Кажется, потасовка затянулась, - пробормотала я.

    - Давайте поговорим, как взрослые люди, - начал было Толик.

    “Ага!” - мысленно воскликнула я, а вслух произнесла:

    - Кто сказал, что мы взрослые люди ? Лично я – ребенок, да , ребенок. Разве не заметно ?

    - Вы что, не видите, ей еще и 17 нет. Она невинное, худосочное дитя. Как вы этого не заметили, - поддержала Марта.

    - Ах, так мы разговариваем с детьми! Пошли отсюда, Витя.

    Толику всегда нравились пятнадцатилетние девчонки. Обычно они еще и завышали свой возраст, лишь бы пообщаться с ним, таким умным и красивым. Поэтому он совершенно не понимал, почему мы отвергаем его распрекрасное общество.

    Вскоре прибежала проводница, и шум поднялся с новой силой. Марта вопила, что очень хочет спать, Толик в красках описывал проводнице, как мы сами поманили его к себе пальцем, проводница размахивала руками и кричала, что молодёжь совсем распустилась.

    Наконец, парней выгнали. Взъерошенная проводница заперла дверь вагона и подошла к нам со словами:

    - Сами виноваты. Небось специально их пригласили. Гулены, строящие из себя невинных овечек !!!

    Прекрасные серо-голубые глаза Виктории расширились. Такого мнения о себе она не ожидала.

    - Какова сама, так и о других судит, - успокоительно сказал Миша. – То, что в 18 лет вы выглядите, словно 9-ти классницы, говорит о вашей чистоте и незатасканности. А не наоборот.

    Заснуть этой ночью я так и не смогла. Нет, мне не мерещилось, что по вагону крадутся пограничники. Просто нахлынула моя частая спутница – бессонница. Как счастлив тот, кто плюхнувшись на любую мало-мальски пригодную для сна поверхность, тут же засыпает. Те же, кого терзает бессоница, считают до утра овечек, слонов, верблюдов и прочих животных. Когда биллионная овечка покорно подходит к зелёному забору, веки несчастного, наконец, слипаются, но тут выясняется, что уже наступило утро.

    Изнуряюще жаркие 34 часа пути подходили к концу. Около 5-ти утра повеяло прохладой, небо за окном окрасилось в чудесные оранжево-красные тона. “Станция Пояконда!“ - послышался чей-то крик. Мы кинулись к выходу, наскакивая друг на друга. Всех предупредили, что на этой затерянной станции поезд простоит всего минутку-другую. А у нас ведь уйма сумок! Кто-то принялся стремительно выкидывать их из вагона. На мгновение мне показалось, что сумки скинут, а я спрыгнуть не успею – так и уеду дальше. Потом подумала: “Интересно, как я потащу три сумки. Никогда таких тяжестей не таскала. У всех ведь рюкзаки, то-то комично я буду выглядеть, обвешанная сумочками”. “Скорее прыгай !” – мишин клич вернул меня на землю. В прямом смысле, потому что я сиганула из вагона. Все ринулись по шпалам вперед, к дороге, которая была где-то далеко. Чертыхаясь, я потащила сумки за собой. “Давай, помогу”, - секунда и Миша облегчил мне жизнь. Надо же, не перевелись джентльмены на Руси. Довольно долго мы плелись по шпалам, не ощущая всей прелести встречи с прекрасной Карелией. “Когда же выйдем на дорогу ...” – обратилась я к Виктории, порозовевшей от изнуряющей ходьбы с огромным рюкзаком на спине. В общем-то, со спины было видно не Вику, а только этот рюкзак и болтающуюся туда-сюда, словно маятник, ее темно-русую косу.

Наконец, мы оказались на дороге, усыпанной камешками, и пошли дальше более уверенными шагами. Через некоторое время нашему взору открылась синева водной глади.

    - Это и есть Белое море ? – удивленно взмахнув длинными ресницами, словно потревоженная бабочка крыльями, спросила Вика.

    - Вероятно, - ответила я и задумчиво посмотрела вдаль, - Мне приходилось видеть Черное море, оно имеет неопределенный сине-серый цвет; Азовское, так то вообще каждый день разного цвета – то оно коричневое, то зеленое, то голубое. Поэтому не приходится удивляться небелизне Белого моря. Сейчас оно кажется темно-синим.

    - Забирайтесь на катер! – крикнул кто-то из преподавателей.

    - Зачем ? – машинально осведомилась я.

    - Как это, зачем ? ББС (Беломорская биостанция) находится на полуострове, так что туда надо плыть минут 45.

    Вся студенческая братия вскарабкалась на хрупкий маленький катер, и мы поплыли в сторону таинственной биостанции с аббревиатурой “ББС”. Я опять погрузилась в воспоминания.

    Тот день был тихим и солнечным, нас выстроили в колонию и повели к какому-то маленькому судну. На берегу веселились дети в ярких, цветастых одеждах, а наша группа вся была в одинаковых темно-синих “робах” - брюках и кофтах. Я всегда не любила брюки, а тут заставили в них ходить, да еще в таких страшных. Потом нас немного покатали по морю на катере. Хрупкое маленькое суденышко качалось, и меня слегка мутило. Вечером девочки улеглись по своим кроватям и принялись за ежевечернюю болтовню.

    - Эко Ольгу сегодня укачало! Мало того, что в 13 лет она выглядит как 10-ти летняя сопливая малявка, так она еще и чувствует себя также, – послышался смех из соседней кровати.

    - Не правда! Мне всегда нравилось море. Только Азовское, а не Черное. Морские прогулки – это так приятно. Просто я тут почти ничего не ем, вот меня и замутило.

    - Ну-ну, дистрофичка ты наша !

    Я молчала.

- Девчонки, мне так нравится Толик из соседнего корпуса, – томно зашептала Катя, безуспешно пытаясь придать своему детскому голосу интонации взрослой обольстительницы. – Хочу завтра ему сказать об этом. Может быть, он согласится перепихнуться со мной. Главное, чтобы завтра критические дни не начались. Думаю он меня оценит. Конечно ему уже 16 лет, но я то похожа на настоящую девушку, не то что эта малявка Ольга.

    Я продолжала молчать. Да, парень симпатичный. Но что красивого в Кате ? Маленькие, неприятные, неопределенного цвета глазки, жиденький белый хвостик. Ах, да, забыла. Еще она обладательница больших ярко-красных губ (не без помощи жирной помады) и внушительного, для 13-ти летней девочки, бюста. А также умеет вворачивать недостойные девичьих уст слова, чего я не умею, или не хочу уметь.

    - Ну, Ольга, что ты молчишь ? Сдохла там, что ли ? Ну да, забыла выпить свой эуфиллин и померла, - захихикала Катька.

    - Как ни странно, я еще жива. Только вот никак не пойму, что вам за удовольствие здесь отдыхать ? Да, только несколько человек приехали сюда действительно лечиться. И чем это вашим мамам приглянулся местный санаторий, скорее похожий на колонию строгого режима ... ведь мамочки вас сюда спровадили ?

    - Чего ты там возникаешь ? Лучше расскажи, ты хоть что-нибудь знаешь об отношениях парней и девушек ? – не унималась Катька.

    - То же мне, девушка, - вздохнула я.

    - А, придумала ! Сейчас мы тебя ощупаем, как у врача-венеролога в кабинете. Ты ведь там никогда не была ?!

    - Отстаньте. Может, лучше рассказать про половой процесс у беспозвоночных? Он любопытнее, чем у позвоночных.

    - Заткнись, зануда ! – с этими словами Катька подбежала и стащила меня с кровати. – Машка, держи ее, она вырывается!

Меня обхватили с двух сторон, сжимая худые руки, словно тисками. Жестокий детский смех звенел в ушах. К горлу подступила тошнота. От отчаяния хотелось плакать. Но нет, не дождетесь. Я дернулась изо всех сил, что-то противно затрещало, и выскочила из санаторного домика на улицу. Упав на песок у самой кромки воды, жадно вдохнула свежий морской воздух. Стандартная ночная рубашка, такая же, как у остальных обитателей санатория, была разорвана от горловины до самого подола, что позволяло неприятному холодку бегать по всему телу. Я с горечью посмотрела на чудную лунную дорожку, проходящую по морской глади прямо ко мне. Ах, как жаль, что по ней нельзя уйти вдаль, словно в сказке… Неожиданно пахнуло сыростью, и я закашлялась.

    - Ольга, что с тобой? – Виктория трясла меня за плечо.

    - Ничего, не беспокойся. Просто подул очень холодный ветер. Я не ожидала, что в июле может быть так холодно.

    - Застегни курточку.

    - Ах, да. Хорошая идея.

    Я стояла на краю катера и смотрела на море. Оказывается, оно только кажется синим, а на самом деле, такое прозрачное и чистое, что, несмотря на большую глубину, можно увидеть дно. Плыли мы довольно быстро, оттого северный ветер и казался более холодным и пронзительным. Мои длинные волосы развивались на ветру, словно уши белокурого спаниеля. На мгновенье я опять вспомнила Черное море, потом противного Толика из поезда. Может быть, это тот самый парень, который был 5 лет назад в Евпатории. Впрочем, какая разница. Они просто похожи внешне, не более того. Здесь действительно очень красиво и не стоит предаваться глупым воспоминаниям.

    Вскоре мы сошли на берег. Вот она – ББС! Несколько деревянных домиков у берега моря, чайки над водой – все вполне мило. Потом осмотрю окрестности. Я решительно взяла вещи и пошла к указанному домику. Вошла внутрь и плюхнулась на кровать с ощущением дикой усталости. Две ночи не спать – так не каждый сумеет. Лежа, достала зеркальце, взглянула на свое лицо – так и есть, веки жутко опухли, словно это не обычная аллергия, а укус осы. “Ну и ладно”, - подумала я и погрузилась в сон.

    “ Ну давай хоть одну прибьем. Неси молоток побольше,” – сказал мужской голос у меня над ухом.

    Я в ужасе разлепила опухшие веки, но через мгновение поняла, что лежу в одежде, как приличный человек, и успокоилась. Посмотрела на часы, оказывается, прошло немало времени с тех пор, как я завалилась на кровать. Решила спокойно спросить:

    - Надеюсь, вы не меня прибивать собрались?

    - Нет, полочку над кроватью. Давно пора делами заниматься, а вы спите, лентяйки.

    - Ну вы и садист, - пробурчала я, одела очки и обнаружила, что второй мужчина – начальник практики.

    - Что вы сказали?

    - Да нет, ничего. Уже встаю.

    - Что это за мужики? – сонно пробормотала Виктория с другой кровати.

    - Ничего страшного. Спи.

    - А-а, ну ладно ...

    Я выскочила во двор. Зашла в столовую, где доедали гороховый суп, сморщилась и вышла обратно. Поговорила с людьми по поводу начинающихся завтра занятий и пошла разбирать вещи. Ночью опять не могла заснуть, но это совсем не терзало меня. Впервые довелось увидеть нечто необычное – как в час ночи светило солнце! Настоящие белые ночи! Представьте себе, ложитесь вы в полночь спать, а в окно проникает ярко-оранжевый шаловливый лучик.

 

Глава вторая

 

Капуста в море и на тарелке

 

    Рано утром все услышали звук, похожий на жалкое подобие колокольного звона. Это был низкий, гудящий шум удара чего-то об железку. Одеяла на соседних кроватях зашевелились, и один сонный голос пробормотал: “Нас что, каждое утро таким гонгом будут будить?”. “Наверное”, – ответила я и пошла посмотреть на штуку, издающую сей странный звук. Помимо меня и Виктории, в комнатке обосновались еще 3 девушки: Марта, Валя и Ксения. Да, о моей глубокой любви к одиночеству надо было забыть на целый месяц.

    Я пошла в том направлении, откуда доносился звон и, увидев довольно банальную конструкцию, разочарованно вздохнула. Возле столовой росло дерево, а на нем, прямо над головой, болтались маленький железный бочонок и большая шпала, они бились друг о друга (не без помощи начальника практики), и бочонок издавал гулкий звук, сигналящий об утреннем построении. Студенты выстроились в рядок и принялись слушать начальника и преподавателей. Пожалуй, с красными галстуками на груди мы бы смотрелись еще лучше.

    - Коллеги, сегодня первый день практики на ББС. Надеюсь, вам здесь понравится. Да, нет света, т.е. электричества. Питьевой воды очень мало, кстати, поэтому не мойте этой водой посуду. Баня – раз в неделю, может быть... Но разве такая ерунда помешает настоящим биологам?! Зато, на случай холодрыги, у вас в комнатах есть замечательные печки, ходите регулярно за дровами – и вы не замерзните, – спокойно говорил начальник, не первый год приезжающий на ББС.

    “Да уж, холодновато,” - подумала я, кутаясь в три кофты. Одну пришлось одолжить у Виктории. Речь продолжил преподаватель по ботанике:

    - Сначала вы будете одну неделю изучать низшие растения: водоросли – макрофиты и лишайники, затем, три недели – беспозвоночных.

Мы пошли в лабораторию, разложили альбомы, микроскопы и прочие вещи, выслушали преподавателя, Николая Тарасовича, и отправились во главе с ним в одну из многочисленных, в последствии, экскурсий. Николай Тарасович – очень веселый человек, страшно заинтересованный своей профессией, впрочем, как и большинство биологов. Он очень часто улыбается, благожелательно и с радостью отвечает на любые вопросы. Выглядит бодрым 50-летним мужчиной, хотя судить о возрасте преподавателей довольно сложно. Николай Тарасович – высокий, худощавый, с сединой в некогда темных волосах. Его светло-серые глаза лучаться теплом и добротой. Но самым замечательным является его голос – мягкий, журчащий, словно широкий горный ручей с красивыми перекатами. И пользоваться этим голосом он любит часто и подолгу:

    - Итак, ребята, мы отправляемся на литораль, где сейчас как раз отлив. Что? Вы не знаете точного определения литорали? Ну, это просто. Литораль (от латинского litoralis - береговой), приливно – отливная зона моря, периодически (1 или 2 разов в сутки) заливаемая водой. Она населена беспозвоночными, о чем вы узнаете через неделю, и крупными водорослями – макрофитами. На литораль удобней всего ходить во время отлива. Наверное, вы заметили, что в одном домике, для нашего удобства, висит расписание приливов – отливов.

    Мы шли по берегу, приближаясь к морю. Под ногами находилось нечто, похожее на серый вязкий песок, смешанный с илом. Кругом валялись крупные камни серого цвета. Море тоже казалось серым.

    - Ну-с, сейчас вы увидите довольно крупные экземпляры ламинарии, - сказал Николай Тарасович и принялся ловко прыгать по камням.

Как прекрасен воодушевленный ученый в своей нелепой синей панамке – защитнице от солнца, свисающей на лицо так, что наружу торчат лишь усы!

    - Сейчас я ее вытащу, - крикнул Николай Тарасович, прыгнув на валун, наполовину погруженный в воду. В руке у него была длинная палка, которой он принялся ловко орудовать в морской воде. Наконец, преподаватель подцепил нечто, похожее на склизкую коричневую тряпку и радостно сказал:

    - А вот и она, Laminaria saccharina!

     Миша прыгнул в воду, благо на нем были одеты ботфорты, достающие выше колен, и тоже выудил несколько водорослей. Я задумчиво взяла одну и подняла руку над головой. Длина ламинарии, морской капусты, оказалась с мой рост. Только не подумайте, что во мне 140 см. Нет, я нормального среднего роста. Почему так приятно смотреть на эту тонкую бурую “тряпочку“, слегка волнистую по краям ? Да потому что одно дело – видеть засушенную или заспиртованную ламинарию во время занятий на биофаке, и совсем другое – смотреть и щупать ее в естественных природных условиях. Представьте на мгновение зеленый тропический лес, прекрасного самца райской птицы, висящего на суку вниз головой, всего трепещущего жизнью, распушенного, словно яркая метелка для снятия пыли, перед скромной самкой и жалкое, тусклое чучело этого самца, пылящееся у кого-нибудь в углу. Разве такое можно сравнивать ?!

- Что ты стоишь с этой капустой, словно гордый рыцарь в тигровой шкуре? Между прочим, ей можно найти другое применение, - обратилась ко мне Ксения.

    - Какое? – спросила я, поворачиваясь к Ксюше.

    Она намотала на себя ламинарию в виде набедренной повязки и ответила:

    - Думаю, на празднике Нептуна я буду в отличном морском наряде.

    - Что, все с себя снимешь, прилепишь капусту в место фигового листка и будешь веселиться в таком виде?

    - Конечно, липнет она хорошо, но лучше сделать платье.

    - Хорошая идея, – вздохнула я.

    Тоже люблю платья, но вместо этого наряжена в брюки, сапоги, куртку со множеством карманов (были бы карманы, а биолог всегда найдет, что в них положить) и огромную соломенную шляпу с забавными завязочками.

    - Между прочим, девушки, гораздо полезней сделать из капусты салатик, а не бальное платье. Правда, ее надо очень долго варить. Это блюдо на любителя, зато полезное – например, содержит йод, - весело сказал Миша.

    - А вот из этой водоросли тоже можно сделать салатик, - с этими словами Николай Тарасович вытащил из воды ярко–салатовую тряпочку, размером с ладонь, и бросил нам.

    - А-а, Ulva lactuca (ульва салатная)! – воскликнул Миша, поймав тряпочку на лету.

    - Такое впечатление, что тебя дома не кормят, так ты решил хоть на Белом море как следует поесть водорослей, - засмеялась Ксения.

    Мы отправились бродить по литорали дальше. Вскоре под ногами что-то захрустело, словно мы наступили на горку малюсеньких надувных шариков. Я оглянулась – весь песок на берегу был покрыт какой-то буро-желтой, выпуклой массой. Николай Тарасович нагнулся, поднял пучок водорослей, напоминающий гроздья засушенного, коричневатого винограда и пояснил:

    - Это бурая водоросль из семейства фукусовых – Fucus vesiculosus (фукус пузырчатый). А какой он пузырчатый – сами видите, вернее слышите, когда наступаете на воздушные пузыри в его талломе (теле).

    - Интересно, его тоже можно есть? – осведомился Миша.

    - Вообще-то люди фукусы не едят, но из них можно делать кормовую муку. Кстати, пора идти обедать, - ответил Николай Тарасович, посмотрев на часы.

    - А это можно кушать ? – не унимался Миша, подсовывая преподавателю перистую, ярко-красную веточку.

    - Нет, это тоже невкусно. Макрофит из отдела красные водоросли, называется Ptilota pectinata.

    Миша опять зашел в воду, выудил оттуда зеленый склизкий комочек, словно состоящий из мертвых червячков и подбежал к Николаю Тарасовичу.

    - А это можно .., - Миша не успел договорить, как я схватила его за руку и увлекла за собой в сторону столовой. Вслед донеслись слова преподавателя: “Ми-иша, лучше не делай из Enteromorpha intestinalis, относящейся к отделу зеленые водоросли, салатик ...”

    После обеда меня больше всего интересовал вопрос, где можно помыть тарелки. Питьевую воду качали из пресного водоема, и ее количество было ограничено. Я взглянула на море. Спокойные тихие волны плескались о берег. По воде бегали искорки от солнца. На отмели возвышался небольшой островок из кучки буро-желтых фукусов, посреди которых стояла одинокая чайка. Где-то вдали виднелся парусник с алыми парусами. “Удивительно, они не белые, а красные! Может быть, на них плывет какой-нибудь прекрасный юноша. Ах, вот бы он подплыл поближе”, - размечталась я, одурманенная свежим запахом моря и видом алых парусов. Тут мой взгляд опять скользнул по берегу моря, находящемуся в нескольких метрах от столовой, и замер. У кромки воды на корточках сидели студенты и почтенные преподаватели, которые драили тарелки мочалками, сооруженными из фукусов. Странно, как я раньше об этом не подумала. Отличное место для мытья посуды. Я радостно побежала к морю. У воды, плотно прилегая друг к другу, лежало множество крупных гладких валунов. Прыгая по ним, заметила Марту, притаившуюся возле самого большого камня с фотоаппаратом в руке.

    - Ты чего это? – удивилась я.

    - Тс-с. Не мешай. Вон идет наш профессор по зоологии беспозвоночных, посуду мыть. Хочу его сфотографировать.

    - Находишь это забавным? – спросила я, перепрыгивая на очередной камень, и продолжая смотреть на Марту.

    Неожиданно мои ноги в изящных босоножках соскользнули с валуна, секунду я болтала в воздухе руками, словно Карлсон пропеллером, потом грохнулась на камни.     Тарелка вылетела у меня из рук и, пролетев некоторое расстояние, приземлилась Марте на голову. От неожиданности она выронила фотоаппарат в воду. Послышалось громкое: “Бульк”, а я вскочила на ноги. Левое колено было залито кровью.

    - Черт возьми, мой фотоаппарат! – крикнула Марта, скидывая с себя тарелку и засовывая руку в морскую воду.

    - Тьфу ты, черт, новые колготки порвала, - вздохнула я и запрыгала на одной ноге к домику.

    Дело в том, что на экскурсии я ходила в брюках, но по прежнему их не любила. Как только выпадала возможность, тут же одевала юбку, а скользкие босоножки казались мне удобней кроссовок. “Ты бальное платье с собой не привезла?”– часто подшучивали сокурсники.

    Добравшись до домика, я заметила на пороге Ваню. Ужасно не хотелось демонстрировать ему окровавленную ногу в чудесных колготках “Levante“, поэтому я покрепче обхватила коленку и запрыгала на одной ноге дальше.

    - Что это с тобой, цаплю изображаешь? – заулыбался Ванечка, словно Чеширский кот.

    - Это одно из упражнений по шейпингу. Честно говоря, никогда не занималась этой ерундой, но надо же с чего-то начинать.

    - Зачем тебе шейпинг, ты и так стройна, словно кокосовая пальма! – не унимался Ваня, продолжая растягивать до ушей свой прекрасный ротик.

    - Может, я хочу уменьшить объем талии с 60 см до 59, - пробурчала я, заскакивая, наконец, в дом.

 

Глава третья

 

Няша

 

    На следующий день мы опять бродили по сырой литорали. Я, слегка прихрамывая, косилась на Марту, которая несла свой, оказавшийся водостойким, фотоаппарат, привязанным к поясу. Через некоторое время Николай Тарасович остановился возле большого пятна на влажном песке, выделявшегося более темным цветом с желтоватым оттенком. Он уперся одной рукой о палку, а другой начал оживленно размахивать, указывая на пятно. Его голос привычно зажурчал:

    - Друзья мои, послушайте меня внимательно! Остерегайтесь ходить по этим пятнам. Обходите их стороной!

    - Почему? – оживился Ваня, начавший было засыпать под рассказ Николая Тарасовича о систематике красных водорослей. Красно-бурый, плоский таллом Palmaria palmata, напоминающий спрессованную и покрытую красной гуашью розетку маленького одуванчика, выпал у него из рук.

Николай Тарасович печально вздохнул и принялся рассказывать:   

    - Это пятно – няша. Вот такое у него странное название. На берегу Белого моря много таких няш. Они напоминают зыбучие пески, но, в отличие от них, няши не сухие, а мокрые. Стоит человеку попасть в настоящую няшу, как она начинает его затягивать, словно болото в глухом лесу. Однажды мы с товарищами изучали местную флору, тщательно осматривая каждый кусочек Киндо-мыса, на котором стоит ББС. И до того увлеклись, что только отойдя от домиков биостанции на порядочное расстояние заметили, что Алексей Никифорович отстал и остался где-то позади. Решили, что он нас догонит, надо только посидеть, подождать. Ожидание затянулось, Алексей не появлялся. Мы обеспокоено переглянулись и быстро пошли обратно. Вскоре послышался сдавленный крик: “Помогите!”. Тут уж я просто побежал, поражённый этим тоскливым криком. Наконец, вдали показались голова и слабо размахивающие руки, они торчали из песка! Толкая друг друга, мы кинулись к няше. Один из нас моментально провалился, но кто-то успел схватить его за руку и быстро вытащить. Алексей все глубже погружался в песок. Влажная воронка неумолимо затягивала его. Я протянул ему длинную палку, Алёша посмотрел на нее обезумевшими от ужаса глазами и ухватился за кончик, но при попытке подтянуть палку к нам, пальцы Алексея тут же соскользнули. Кто-то помчался искать веревку и автомобиль, дабы накинуть ее, как лассо, на Алешу и, прицепив другой конец веревки к машине, вытащить беднягу из опасной зоны. Увы, было уже поздно. Глаза Алексея блеснули в последний раз, и края воронки накрыли его с головой. Няша опять стала гладкой и безмолвной, словно минуту назад и не открывала свой страшный желтоватый “рот”.

    Несколько минут все студенты молча взирали на няшу. Сегодня было значительно теплее, наверное, градусов 19 по Цельсию, но я ощутила неприятный холодок, пробежавший по позвоночнику и прикоснувшийся своим ледяным дыханием к каждому из 32 позвонков.

    - Кто бы мог подумать, что и безобидный ботаник может попасть в страшную ситуацию, - тихо сказала Валя.

    - А с чего это вы взяли, что только зоологи часто рискуют, постоянно вырываясь из пасти льва или увертываясь от укуса гадюки? Да каждый человек рискует в этом мире ежечасно, ежесекундно. Все знают, что жить вредно, от этого умирают. Ладно, пошли дальше, - предложила я, и мы, медленно поднимая ноги в тяжелых резиновых сапогах, отправились подальше от проклятой няши.

Миша принялся собирать талломы ламинарий в пакет.

    - Все забываю приготовить из них блюдо. Вот попробуете и перестанете ехидничать. Будете каждый день просить у меня салат из морской капусты, - пояснил он, наклоняясь над очередной водорослью.

    - Ты опять за свое, - возмутился Ваня и принялся рассказывать нам, чем отличается мышление биолога от обычного человека.

    - Вот простой пример. Только слушайте внимательно, - Ваня загадочно поднял палец вверх и весело посмотрел на меня. В его озорных голубых глазах прыгали солнечные зайчики, с головы то и дело слетала забавная узбекская тюбетейка, которую он ловил на лету и водворял обратно на голову, прижимая свои пушистые пепельно-русые волосы к ушам.

    - Он такой милый. Если бы не его разгильдяйство, пожалуй, я бы захотела с ним посильнее сдружиться, – тихо обратилась я к Виктории.

    - Сдружиться?! – двусмысленно усмехнулась она, мотнув своей длинной косой.

Ванечка продолжал рассказ:

    - Не так давно мы с Мишей разгадывали кроссворд. Кажется, это происходило на лекции по физике, когда лектор рассказывал что-то о давлении идеального газа. Все разгадали, кроме одного слова. Задание было таким: “Назовите вид клещей”. Мы перебрали все виды клещей, о которых слышали на занятиях по зоологии беспозвоночных. Пошли на кафедру зоологии беспозвоночных и принялись донимать сотрудников своим вопросом. Они перебрали название всех клещей – от собачьего клеща Ixodes ricinus до раковинного клеща Argas reflexus, но ничего не подходило. Оставалось только ждать неделю, когда выйдет следующий номер журнала с ответами на кроссворд. Неделя прошла, мы с нетерпением купили этот бульварный журнал, потратив на него остатки стипендии, открыли нужную страницу и прочитали:   "Вид клещей – плоскогубцы“.

    Услышав последнюю фразу, меня разобрал такой смех, что я буквально схватилась за живот и не могла идти дальше:

    - Ой! Ха-ха-ха! Ой, не могу...

    - Чего ты не можешь? – усмехнулся Ваня.

    - Не могу не смеяться!

    Вечером , вернувшись с экскурсии, мы сидели в лаборатории, занимаясь привычным делом: определяли собранные за день водоросли до вида, с помощью книг-определителей, и зарисовывали растения в альбом. Конечно, это интересное занятие, но постепенно мозги и глаза устали, поэтому известие о том, что уже восемь вечера и пора ужинать, нас несказанно обрадовало. Студенты, гремя мисками и ложками, побежали в столовую.

    - Опять рыба, - вздохнула я, садясь за столик.

    - Ну что ты все ворчишь, как старушка! – воскликнул Миша, присаживаясь рядом. В руке он держал большую тарелку с чем-то буровато-зеленоватым, нашинкованным, словно настоящая капуста. Оказывается, он специально смылся из лаборатории пораньше, чтобы приготовить салат. Сначала Миша чуть ли не час варил несчастную ламинарию в котелке над огнем, конечно, предварительно покромсав ее. Потом посолил, поперчил, полил растительным маслом, добавил туда немного натертой моркови и, высыпав все это горкой на блюдо, принес мне.

    - Попробуй, очень вкусно и полезно, - сказал он, запуская в салат ложку.

    Я взяла некоторое количество ламинарии в рот и попыталась прожевать. Не то чтобы она совсем не жевалась... Жевалась, но с трудом, а ее вкус вызывал у моих вкусовых сосочков явное раздражение. Ламинария показалась помесью несвежей селедки и вялой травы, щедро приправленной йодом. К тому же, на зубах что-то хрустело.

    - Ай, мой зуб! – вскликнула я, выплевывая мелкий камешек.

    Ну конечно, помыть перед варкой морскую капусту Мише на ум не пришло.

    “Безусловно, ламинария – полезный продукт, но ее вкусовые качества на любителя”, - подумала я, взглянув на Мишу, старательно уминающего салат. Его длинные черные волосы свисали чуть ли не в тарелку, но почему-то не мешали ему ловко орудовать ложкой.

    Я прихватила книгу из комнаты и пошла к лавочке, стоящей возле лаборатории. Перед лабораторией раскинулось Белое море, а позади – скалистые возвышения, покрытые редколесьем, состоящим, в основном, из сосен. Эти возвышения простирались вдаль, сменяясь одно другим, причем, чем дальше от биостанции, тем выше становились скалы. Где-то посреди Киндо-мыса находилась самая высокая точка, также покрытая деревьями. В понижениях располагались небольшие болотца, а на самом ближнем к лаборатории возвышении был разбит маленький ботанический сад с симпатичными цветами. Именно туда мне надо было идти через пол часика: рыхлить землю, вырывать сорняки и поливать растения. Дело в том, что на ББС каждый должен заниматься общественно-полезным трудом: красить катера, убирать мусор, драить котлы морским песочком, ухаживать за ботаническим садом и т. п.

    На некоторое время я блаженно уткнулась носом в произведение Т.Драйзера, но вдруг услышала разговор в лаборатории за моей спиной. Многие забывали, что у меня острый слух и попадали в зону слышимости.

    - Я не считаю хорошей идеей рвать венерины башмачки, эти орхидеи редки и охраняются, - сказал первый голос.

    - Ерунда! Говорят, их там много, никто и не заметит, если я сорву один цветок, - возмутился второй.

   - Что за глупости! Ты размышляешь, как ребенок. Ей не нравятся сорванные башмачки. Вот приедем в Москву, можешь хоть целый цветочный киоск купить, – продолжил первый голос.

    - Это не романтично! Вот подарю ей лесной цветок и посмотрим, кто из нас прав.

   - Когда ты будешь возвращаться с башмачком из лесу, то обязательно пройдешь мимо домиков преподавателей, и они тебе скажут все, что думают о таком “любителе” природы, как ты, - не унимался первый.

    - А я сорву цветок ночью, - беспечно заявил второй.

    - Нет, ну ты точно дитя малое! Лучше уж рви днем. Если ты туда пойдешь ночью, то можешь заплутать в лесу.

    - Чепуха! Я знаю короткую дорогу: можно пройтись по берегу, а потом по прямой забраться на скалу, несколько шагов - и я попаду в лес, где растут башмачки. Так что незачем забираться на холм прямо здесь и рваться напролом через кусты и деревья.

    - И в котором часу ты пойдешь?

    - Часа в 2-3 ночи.

    - Ну ты и дурачье. Заблудишься – вот смеху то будет. В 2 часа довольно сумрачно.

    “Действительно, что за детский сад. А еще хотят, чтобы мужчины вызывали во мне какие-то чувства, помимо жалости или смеха,“ - подумала я, закрывая книжку. Пора идти в ботанический сад. Ко мне подбежала Виктория с ведрами и тяпками, и мы полезли на холм. Солнце хорошо прогрело за день валуны, лежащие на садовой площадке, и от них исходило приятное тепло. Однако, это тёплое и тихое место нравилось не только людям. Через 20 минут работы мне показалось, что сюда слетелись все окрестные комары. Размеры их были столь внушительными, словно именно тут они обычно питаются наивкуснейшей кровью и быстро растут. Вскоре я стала чаще бить тяпкой не по сорнякам, а по комарам, которые пытались вцепиться в мою шею или ногу. Реппеленты, как обычно, не действовали, и я продолжала лупить себя тяпкой, пока не поставила самой себе порядочный синяк, что совершенно не мешало кровожадным насекомым отвратительно зудеть у меня над ухом. Виктория, устав от полива клумбы с желтыми маками и красными анемонами, устало присела на небольшой валун. Неожиданно она вскочила с воплем “Ай!“ и начала прыгать и лупить себя по ногам, словно танцевала лезгиночку.

    - Что с тобой? – я бросила тяпку и подбежала к ней.

    - Не знаю! По мне кто-то бегает и кусается!

    Виктория, продолжала скакать, расстегнула брюки и принялась быстро стаскивать их с себя. Наконец, ей это удалось, она отбросила брюки в сторону и продолжила яростно бить себя по ногам.

    - Спокойствие, - сказала я и вылила на ее аккуратные белые ножки пол-ведра холодной воды.

    - О-о, да тут показывают бесплатный стриптиз! – воскликнул Миша, неожиданно появившись из-за кустов.

    Виктория потянула за края водолазки, словно пытаясь превратить это нехитрое одеяние в платье.

    - Ничего смешного, - ответила я Мише и принялась отряхивать брюки Виктории.

    По валуну, на котором она сидела минуту назад, стройной колонией двигались муравьи. Представляю, как они возмутились, обнаружив на обычном пути преграду в образе Вики.

    - Ничего страшного, надо разжевать подорожник или ламинарию и приложить к местам укусов, - сказал Миша, приглядываясь к красным пятнам, все больше заливающим ноги Вики.

    - Лучше уж смазать кремом, - ответила я и, схватив Викторию за руку, потащила ее к домику.

    - Кстати, полей, пожалуйста, тут остальные клумбы, раз уж ты пришел, - придя в себя, обратилась к Мише Виктория.

Мы пошли к домику. Время близилось к полуночи, Марта, Ксения и Валя готовились ко сну. Когда мы вошли в комнату, Ксения спряталась за печку, прижимая футболку к груди.

    - Ах, это вы, - облегченно вздохнула она, выбираясь из-за печки.

    - Ну да, а кто же еще?

    - Миша заходил сюда минуту назад, не постучавшись, а я в неглиже!

    - И чего он хотел?

    - Пытался угостить нас остатками салата из ламинарии. Но я рассердилась на него за то, что вламывается к полуголым девушкам. Правда, на мой праведный гнев Мишка усмехнулся: “Подумаешь, чего я там не видел,“ - возмутилась Ксюша, ныряя под одеяло.

    Вскоре все улеглись и мирно засопели. Даже Виктория перестала ворочаться и чесать ноги.

    Только я погрузилась в дрему, позабыв о своей бессоннице, как из кровати Марты раздался вопль:

    - Спасите! Помогите! Меня засасывает ... Я мигом выскочила из кровати и наткнулась в темноте на Ксению, которая тоже проснулась от крика Марты. К тому же, моя нога зацепилась за шнурки чьих-то кроссовок, небрежно брошенных посреди комнаты, и я грохнулась на пол, увлекая за собой Ксюшу. Упала я, конечно же, на раненую коленку и от такой неожиданности вскликнула: “Ой, мама!“

    - Чего вам не спиться? – спросонья заворчала Виктория.

    Только Валя продолжала безмятежно спать. Мы с Ксенией поднялись с пола и на цыпочках подошли к Марте.

    - Что с тобой случилось? Кто тебя засасывает? – тихо спросила Ксения.

    - Не знаю. А что случилось? – сонно пробормотала Марта.

    - Ты только что кричала: “Спасите! Меня засасывает!“

    - А-а ... Я иногда разговариваю во сне. Простите. Наверное, мне приснилась няша.

    - Ну ладно. Спокойной ночи, – сказала я, стоя на одной ноге.

    Ксюша быстро заснула, а мне уже не спалось. Я почувствовала некоторую затрудненность дыхания и, накинув куртку, вышла на улицу подышать свежим воздухом. “Надеюсь, сейчас мое дыхание прийдет в норму,“ - подумала я и от скуки, неожиданно для самой себя, опять окунулась в воспоминания.

    Я вернулась из санатория домой, в сибирский городок, через месяц. Казалось, я вырвалась из тюрьмы, где физически чувствовала себя хорошо, но вот морально ... Как только очутилась дома, поняла, что здесь меня снова ждут физические мучения. В первый же день грудь сдавила свинцовая тяжесть, я хватала ртом воздух, словно еще живая рыба на сковородке, но не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Из груди вырывались страшные хрипы, в бронхах острозаточенными коготками скребли кошки. “Боже, за что?“ - в который раз взмолилась я – “Помоги мне, пожалуйста!“. Кажется еще один такой приступ, и я умру. “Мама .. я ... больше ... не могу ...“ - с трудом выговаривая слова, прошептала я. “Успокойся, хватит мучений. Сейчас мы с этим покончим,“ - сказала мама, запихивая в меня двойную дозу невыносимо горького лекарства и решительно набирая междугородний номер телефона. “Алло ... Здравствуйте! Завтра же мы отправляем Олю к вам. Врач сказал, ее спасет только смена места жительства. Местный химзавод все чаще выбрасывает пары хлорки в воздух ...“ - прокричала мама в телефонную трубку. Совершенно некстати мои глаза наполнились слезами, такое бывало крайне редко и обычно никто этого не видел. “Не плачь, ты же знаешь, что от этого тебе станет труднее дышать ... мы будем приезжать к тебе в гости ...“ – тихо сказали родители, глядя на меня точно такими же опухшими и красными глазами.

    - Что ты тут делаешь в столь поздний час ? – спросил Миша, вынырнув из тумана, окутавшего побережье.

    Я от неожиданности вздрогнула, но тут же поняла, что свежий прохладный воздух почти нормализовал мои вдохи – выдохи, и спокойно ответила:

    - Как всегда, не спится. Вышла подышать чистым воздухом и полюбоваться беломорской ночью.

    А полюбоваться в Карелии есть чем. Несмотря на поздний час, не темно, а скорее, сумрачно. Звезд, как обычно, не видно. До чего же здесь удивительно – посреди бела дня отлично просматривается месяц, а ночью на сером небе – ни звездочки. Сквозь туманную дымку вдали виднеется остров, густо заросший деревьями. На нескольких камнях у берега тихо сидят сонные чайки. От моря словно веет тишиной и умиротворенностью. Оно спокойно дышит, временами поглаживая волнами слишком низко опустившиеся клубы тумана.

    - Кстати, а почему ты появился откуда-то со стороны моря? – спросила я.

    - Ну, мы с Ваней ходили гулять. Видишь ли, тоже бессонница, - неуверенно ответил Миша.

    - Мишка, это у вас-то бессонница?! Да никогда в это не поверю! И куда же делся Ванечка?

    - Он вернулся раньше меня.

    - Правда?

    - Конечно.

    - Слушайте, вы не видели Ваню? – спросил Костя, внезапно появившись из домика.

    Он жил в комнате вместе с Ваней и Мишей.

    - А разве он не спит в комнате? – удивилась я.

    - Нет. Миша, ведь ты выходил вместе с ним, куда же Ваня подевался?

    - А зачем, по вашему, парню может понадобиться выйти посреди ночи и отправиться в сторону кустиков? – усмехнулся Миша.

    - Престань ехидничать! Я же видела, что ты пришел со стороны литорали, там кустики не растут. Надеюсь, ты не называешь “кустиками“ низкорослую морскую траву Zostera marina, растущую в воде?

    - Кстати, моя юная любительница пыльцы. Ты знаешь, что у зостеры, неслыханное дело, опыление происходит прямо в воде, а пыльцевые зерна у нее узенькие и длинные, словно микроскопические змейки?

    - Мишка! Ты нашел самое подходящее время для чтения лекции! – возмутилась я.

    - Оленька, солнышко, не надо хмурить свое прекрасное личико. Так и быть, скажу, куда пошел Иван, а то ты ведь от меня не отстанешь.

    - Конечно, привяжу к дереву и буду пытать.

    - Ну, не томи, - встрял в разговор Костя.

    - Ванечка пошел сорвать венерин башмачок, растущий за болотом. Если сначала идти по литорали, а потом забраться на скалы – так будет быстрее.

    - Я случайно слышала ваш разговор, но решила, что он одумается. Ведь это настоящий детский сад!

    - Ну да, тебе уже 18, а ему всего 17, ребенок он и есть ребенок, - сострил Костя.

    - А для кого он решил сорвать этот цветок? – спросила я Мишу.

    - Разумеется, для тебя.

    - ?!

    Конечно, было приятно, что самый симпатичный парень обратил на меня внимание.

    Именно на летней практике, когда люди и днями, и ночами находятся рядом, переживают совместные трудности и радости, обнажается их настоящая сущность, а чувства обостряются. У кого-то выпирают наружу самые мерзопакостные черты характера, у кого-то выплескиваются чувства и желания, которые он целый год держал при себе. Ведь во время учебы в стенах биофака, учебный день проноситься в бешенном темпе. И только вернувшись поздно вечером домой, ты начинаешь приводить свои мысли в порядок и радоваться, что сумел весь день держать свои эмоции при себе. На летней же практике все иначе.

Нечто подобное может испытать на себе любой человек. Например, люди считавшие себя друзьями, решат впервые совместно провести отпуск или каникулы. И тут они поймут, что ошибались, считая, будто отлично знают друг друга. Но от Ванечки, в общем-то, всегда можно было ожидать глупостей. Так уж он устроен.

    - Миша, я беспокоюсь, вдруг он заблудится?

    - Ерунда, здесь трудно заблудиться. К тому же, Ваня взял с собой фонарик.

    - Вы как хотите а я пойду его искать, - подытожила я и решительно пошла к морю, постепенно исчезая в тумане. Я быстро шла по литорали, хрустя раскиданными тут и там фукусами. “Ой, я же не спросила, где именно надо поворачивать направо и забираться на скалу“, - подумала я, но тут же беспечно махнула рукой. Как-нибудь найду нужное место. Шорох моих шагов сливался с ночными звуками. Слева от меня тихо шелестело море, справа – качались макушки деревьев, растущих на скале. “Может быть, стоит временами кричать, и Ванечка меня услышит,“ - решила я и принялась время от времени голосить, поворачиваясь направо:

    - Ва – а – ня! Ау! И – ва – ан! Ау!

    Ноги сами несли меня вперед по мягкому песку, а я размышляла, что же чувствую по отношению к Ивану. Наверное, ничего. Хотя нет, вру. Что я, бесчувственная кукла?! Прежде всего ощущаю жалость. Мне жалко, что такой очаровашка ведет себя столь глупо и явно не собирается менять свое поведение в обозримом будущем. Я ведь ценю в мужчине прежде всего ум. Умного человека готова слушать часами, как бы он не выглядел. Главное, чтобы это был не законченный зануда, а человек хоть с каким-то чувством юмора. Некоторые ученые мужья вызывают во мне благоговейный трепет, граничащий со страстной любовью. А Ванечка... Еще ощущаю по отношению к нему любопытство. Да, просто любопытно, что он будет делать дальше, как будет себя вести. “Любопытство не порок, но большое свинство,“ – частенько любит говорить Марта. Я с этим не согласна. Любопытство – двигатель прогресса. Именно любопытство заставляет стремиться к знаниям, жадно внимать ученым речам. Главное, знать грань между нормальным любопытством и глупым любопытством. А еще в присутствии Вани иногда чувствую смущение или не ловкость. Вместо того, чтобы ответить колкой фразой на какую-нибудь очередную его глупость, начинаю молча улыбаться или непроизвольно смеяться. Вернее, по-дурацки хихикать, что позволяет ему заявлять: “Ты чего это мне глазки строишь, а?“.

    Туман сгущался, и я теперь почти ничего не видела. Шла вперед, временами спотыкаясь о камни, словно слепой котенок. Мне явно не хватало большого фонаря в руке. Неожиданно над головой пронеслась какая-то тень. Я вздрогнула. “Может быть, чайке не спиться“, – промелькнуло в голове. Резко дунул холодный ветер, деревья зашелестели, море зашумело волнами, туман на секунду расступился, и вдали сверкнул огонек. Тут я почувствовала, что мои ноги намокли. Тьфу-ты, надо же было сапоги одеть, а не выскакивать на порог домика в босоножках, и в таком виде идти к морю! Вдруг я осознала, что не могу двинуться с места, потому что медленно погружаюсь в песок. Минута-другая – и влажные “лапы“ няши обняли меня за колени. Попыталась опереться о мокрый песок руками, но руки тоже стало засасывать. Я успела их выдернуть и ощутила, что погрузилась уже чуть ли не по пояс! От ужаса в горле пересохло, я не могла кричать, только открывала рот и жадно хватала губами воздух. Как же так, мне часто говорили, что я обладаю весьма звонким голосом, и просили говорить потише, а теперь... Куда пропал мой громкий голос?! Спокойствие, надо сосредоточиться и я смогу позвать на помощь.

    - Помогите! Ваня! Миша! Костя! Кто-нибудь! – наконец, вырвалось у меня из груди.

    Огонек, маячивший впереди, уткнулся в лицо и превратился в ванину руку с фонарём. Словно во сне, услышала, как подбежали Миша и Костя. Оказывается, они шли за мной почти по пятам. Миша лег плашмя на песок и пополз ко мне, его держал за ноги Ваня, а того, в свою очередь, крепко держал Костя. Сильные руки схватили меня за плечи и одним рывком вытащили из няши. Через минуту я спокойно стояла, прижавшись спиной к скале, и молчала.

    - Ты такая легкая, что вытащить тебя было не сложно, - нарушил тишину Миша.

    - Говорят, она весит всего 37 килограммов, - сообщил Ваня.

    - Неужели ?! –удивился Костя.

    - Да, это правда, -ответила я.

    - Ванечка, а ведь это из-за тебя...-начал было Миша.

    - Не надо, ребята. Спасибо вам за помощь. Сама виновата. Никто не посылал меня одну на литораль.

    - Но ведь ты бросилась искать этого охламона ! –воскликнул Костя.

    - Давайте, забудем о сегодняшней ночи. Пошли скорее домой, -предложила я, почувствовав небывалый прилив благодушия.

    Мы шли так быстро, что уже очень скоро оказались на пороге домика.

    - Еще раз спасибо, Миша, Костя, Ваня, -тихо поблагодарив, я направилась к двери своей комнаты.

    - Погоди минутку! – воскликнул Ваня и подбежал ко мне. Со словами : “Для самой красивой девушки “ он протянул венерин башмачок.

    - Ох, Ваня, Ваня... Спасибо. Спокойной ночи.

    Тихо прокравшись к своей кровати, поставила цветок в банку на тумбочке и легла в кровать. Отблески рассвета проникли в окошко и заиграли на лимонно-желтой губе башмачка и красновато-бурых листочках околоцветника. Как и все орхидеи, Cypripedium calceolus охраняется. И тем не менее, оказался на тумбочке у юной защитницы природы. Да еще какой ценой ! Я зарылась с головой в спальный мешок, пытаясь согреться- мокрые ноги совсем озябли.

 

Глава четвертая

 

Бородатые деревья

 

    Утром кто-то тряс меня за плечо, приговаривая над самым ухом:

    - Вставай! Уже пора идти на линейку, а ты до сих пор не завтракала. Что с тобой? Обычно встаешь раньше всех, жалуясь на чуткий сон.

    - Не знаю, Виктория. Наверное, я не услышала будильник.

     Выбравшись из постели и затеяв войну со шнурками на кроссовках, которые вечно путались и не желали завязываться, я покосилась на тумбочку. Странно, но цветка там не было. Неужели учеба в Университете настолько истрепала нервы, что я перестала различать сон и явь ? Нет, не может этого быть. Сон казался таким реальным. Виктория стояла у окна и спешно расчесывала свои длинные темно-русые волосы, отливающие рыжинкой. В такие минуты она напоминала мне Русалочку, таинственным образом получившую у морской колдуньи ножки в обмен на звонкий голос. Но тут она быстро заплела волосы в косу и открыла изящный ротик, чтобы что-то сказать. Сказочный ореол мигом разбился вдребезги.

    - Ну что ты копошишься ? Побежали скорее во двор !

    - Послушай, Виктория, ты случайно не видела у меня на тумбочке Cypripedium calceolus, то бишь венерин башмачок?

    - Нет. Но вот у Марты возле кровати стоит какой-то цветок. Может быть, это он?

    - Возможно, –удивлённо сказала я.

    День начался с линейки и продолжился по известной схеме: экскурсия, собирание материала, определение и зарисовка материала в лаборатории. Правда, на этот раз Николай Тарасович предложил сходить довольно далеко- в бухту Биофильтров, а по дороге, проходящей через лес, набрать лишайников. Засунув во все карманы бумажные пакетики для сбора материала , привесив к поясу фотоаппарат и побрызгавшись реппелентом для успокоения совести, я отправилась с нашей группой в лес.

Николай Тарасович шел где-то впереди и травил байки, а мы с Викторией молча шагали позади компании. Во время быстрой ходьбы под лучами палящего солнца желания болтать не возникает. Только временами слышится чей-то вопль:

    “Вот, черт!“ – кто-то отбивается от очередной голодной комарихи.

    Мы поднимались все выше и выше, подъем становился все круче, и временами приходилось хвататься за ветви берез и елей, чтобы не скатиться кубарем.

    В одном месте макушка холма резко сменилась на отвесный спуск, покрытый скользящим сухим песком и редкими валунами.

    Я на минуту замешкалась.

    - Тебе помочь, поддержать за ручку ? – тут же выскочил из-за ели Миша.

    - Нет, я сама прекрасно справлюсь.

    - Как хочешь. Кстати , ты хорошо себя чувствуешь ?

    - А что, у меня зеленое лицо и круги под глазами ?

    - Нет , просто спрашиваю. Я, например, не выспался, влажные после ночной прогулки кроссовки тоже не поднимают настроение.

    - Ерунда ! – воскликнула я и начала медленно спускаться с возвышенности. Неожиданно песок у меня под ногами зашевелился, и я быстро поехала вниз, словно сноубордист по снегу. Потом не удержалась на ногах, и еще быстрее помчалась вниз уже на своей пятой точке. Ко мне стремительно приближался лежащий в яме большой валун. Вернее, моё бесценное тело приближалось к нему.

    “Осталось только врезаться в камень, разбить еще одну коленку или ,того хуже, очки , и этот день будет прожит не зря “, -пронеслось у меня в голове. В последний момент я заметила торчащие из песка корни сосны и, ухватившись за них рукой , остановилась в сантиметре от валуна.

Ко мне с радостным воплем подбежал Миша:

    - Я же предлагал свою помощь ! Ах, бедняжка, ты не ушиблась?

    Он приобнял меня за плечи и, увидев перепачканные в песке и земле тонкие аристократические кисти моих рук , поплевал на них и начал оттирать.

    - Фу ! Как это неэстетично ! –воскликнула я, отскакивая от Мишки.

    - А что вы тут делаете ? –спросила Виктория, медленно и осторожно спустившись вниз.

    - Да так, отдыхаем. Пошли лучше дальше, - предложила я , и мы отправились вперед.

    Вскоре опять начались повышения , мы карабкались по ним вверх , отплевываясь от комаров. Наконец, наша группа оказалась на уплощённой макушке возвышенности, с которой открывался прекрасный вид на окрестности Киндо-мыса. Эта возвышенность представляла собой серую, с беловатым налетом ,каменистую площадку. Вдаль простирался ярко-зеленый лес, залитый лучами полуденного солнца, посреди блестящей зелени возвышалась одинокая сухая береза, словно кто-то специально умертвил ее, чтобы испортить летний пейзаж. За лесом, внизу, виднелось темно-синее море в виде узенькой полосочки, обрамленной со всех сторон деревьями. Небо над головой было таким же чисто-синим и безмятежным, как морская гладь.

    - Красиво, но надо идти дальше , - встрепенулся замерший на мгновение Николай Тарасович.

    Теперь дорога шла под откос, прямо к бухте со странным названием “бухта Биофильтров“.

    Я принялась разглядывать деревья, и одно из них показалось мне ... бородатым.

    Да , на стволе висело несколько самых настоящих серых пушистых бородок. Только размера они были небольшого, как у малютки гнома.

    - Что это? – спросила я, аккуратно дотрагиваясь до таинственного пучка “волосков“. Николай Тарасович тут же оживился:

    - Можете сорвать одну “бородку” и положить в бумажный пакетик. Этот представитель отдела Lichenophyta (лишайники) имеет одно замечательное свойство – он чрезвычайно чувствителен к загрязнениям воздуха и исчезает там, где экология сильно нарушена. Впрочем, все лишайники весьма чувствительные создания. И в то же время, они могут расти где угодно – на голых камнях, на земле, на дереве, как этот Bryopogom jbatus.

    Мы осторожно взяли один экземпляр и бодро зашагали дальше. Николай Тарасович перестал травить байки о своих предыдущих путешествиях и принялся воодушевлено рассказывать, до чего же замечательны и разнообразны лишайники – эти милейшие создания, представляющие собой симбиоз водоросли и гриба. Временами преподаватель начинал наклоняться и вытягивать свой длинный палец в сторону какой-нибудь , валяющейся на земле, веточки или коры.

    Мы смиренно присели, когда Николай Тарасович опять вытянул свой палец. На кусочке коры росло нечто необычное, но очень симпатичное. Это оказалась глянцевая зеленая “лепёшечка“, диаметром около 6 см, с аккуратными черными точками на верхней поверхности и волнистым, словно кружевным краем.

    - Эта красавица – из семейства Peltigeraceae. Милейший лишайник под названием пельтигера пупырчатая (Peltigera aphthosa). Заметьте, что сейчас она бледно зеленая, но стоит ее немножко намочить, как она сразу превратится в ярко-зеленую очаровашку. Дело в том, что лишайники способны долго пребывать в сухом состоянии, но стоит им заполучить водицу, как они ее моментально впитывают. Кстати, где Ваня? – неожиданно прервал свой рассказ Николай Тарасович. Его густые седые усы недовольно встопорщились, словно у кота, случайно нанюхавшегося пыли.

    - Наверное, он уже в бухте Биофильтров. Ему нравится быстро ходить, вот он и умчался вперед, - спокойно ответил Костя.

Внезапно Николай Тарасович вспылил, в его голосе появились неприятные металлические нотки, словно в журчащий ручей набросали железных гвоздей:

    - Я же говорил, что на экскурсии мы должны ходить все вместе, а не разбредаться кто куда! Для кого я тут лекции читаю?! И главное, преподаватель отвечает за каждого из вас головой! Не зря же начальник практики всегда говорит, что должен проследить за тем, чтобы с биостанции студенты вернулись не в меньшем количестве, а, в крайнем случае, в большем. Но никак не в меньшем!

    - Я очень не люблю, когда меня отчитывают ни за что ни про что. Тем более, ни как не ожидала такой перемены от всегда доброго и спокойного Николая Тарасовича. Ванечка наверняка уже сидит на камне в бухте Биофильтров и блаженно подставляет морскому ветру разные части своего долговязого тела, а мы тут стоим посреди трех сосен, исходим потом от жары и ходьбы по неровной местности, да еще, вдобавок, выслушиваем нотации преподавателя. Звонко хлопнув себя по щеке, в безуспешной попытке убить мошкару, я взяла Викторию за руку и быстро пошла дальше по тропинке. Николай Тарасович, пробормотав что-то вроде: “Действительно, чего зря стоять“, решительно направил свои стопы в сторону бухты.

    - Временами Ванечка просто невыносим, - обратилась я к Виктории.

    - О да, ты права!

    - Не понимаю, зачем он разгильдяйничает. Вроде бы умный мальчик, все может, если захочет, конечно. Вот вчера, например, он совершенно не слушал объяснений преподавателя, потом не хотел делать зарисовки водорослей. Но когда до ужина оставалось каких-то полчаса, неожиданно начал приставать ко мне с научными расспросами. В итоге, буквально повис у меня на плече, в спешке срисовывая водоросли не с натуры, а из моего альбома. Наверное, вспомнил о грядущем зачете.

    - Такого лентяя даже зачетом не проймешь. Ему просто захотелось постоять у тебя за спиной, уложив свой подбородок на твои хрупкие плечи, - засмеялась Виктория.

    - Ты думаешь, ему это приятно? – удивилась я.

    - Не знаю, не знаю. А вообще-то ты права, зачет действительно не за горами.

    Так, мило беседуя, мы спустились к морю.

    - А вот и бухта Биофильтров! – произнес Николай Тарасович, обводя правой рукой вокруг.

Бухта представляла собой почти треугольный участок моря, обрамленный с двух сторон обнаженными скальными выступами. С одной стороны, на которой находились мы, скалы имели более или менее удобный спуск, немного не доходящий до кромки воды, где оставался узкий участок песчаной литорали, усыпанной крупными и мелкими камнями и пучками фукусов. На противоположной стороне, скалы, словно разрезанные большим острым ножом строго перпендикулярно морской глади, омывались водой. По всей поверхности этих скал тянулись стройными рядами сосны, живописно отражаясь в воде. Прекрасное четкое отражение противоположного берега, похожее на перевернутую фотографию, доходило почти до середины узкой бухты. Я спустилась к воде, где лежал огромный валун, выщербленный с одной стороны и напоминающий своей формой кресло. Усевшись на него и блаженно вытянув уставшие ноги, принялась внимательно слушать рассказ Николая Тарасовича.

    - Я тут по дороге набрал еще несколько лишайников. Вот этот особенно симпатичен, - с этими словами преподаватель показал всем бледно-зеленое создание, напоминающее своей формой малюсенький гриб – лисичку, но с забавными рожками на “шляпке“. Эти рожки венчали ярко-красные шарики, словно головки серы на спичках. Николай Тарасович указал пальцем на красные шарики, улыбнулся и продолжил:

    - А это плодовые тела данного экземпляра Cladonia deformis, в них находятся споры, которыми наша милая кладония и, вообще, все лишайники, размножается. Честно говоря, мы по старой привычке называем лишайники симбиозом водоросли и гриба, но, на самом деле, интимные отношения между грибом и водорослью основаны на паразитизме, особенно сильным со стороны злобного гриба, который, словно вампир, сосет из водоросли воду, неорганические соли и пожирает отмершие клетки водоросли. Однако, какие бы распри не происходили внутри лишайника, сам он никогда не совершает ничего ужасного. Например, лишайники – вовсе не паразиты деревьев, как думают некоторые невежды.

    - Обижаете, Николай Тарасович, - надула губки Ксения.

    - Да я не вас имел ввиду, просто к слову пришлось. Кстати, а Вани то тут нет!

    - Наверное, он так давно прибежал сюда, что притомился нас ждать и пошел домой, - предположил Костя.

    - Он просто невыносим! – опять рассердился Николай Тарасович, грозно сдвигая густые брови к переносице.

    - Но вы же знаете, что не стоит беспокоиться, - тихо сказала Валя.

    - Этого Ваню явно забывали в детстве бить ремешком по попе! – возмутился Миша.

    - Мне Ольга рассказывала, как начиталась книжек по педагогике. Так там сказано – бить детей вредно, - прищурившись от яркого солнца, ответила Марта.

    - А может быть, его в детстве как раз слишком часто били? – сказал Костя.

    Я встала с теплого камня и приблизилась к сокурсникам:

    - Вы выдумываете какие-то глупости. Может, лучше вернемся на ББС?

    - Действительно, ребята, идемте обратно, - сказал Николай Тарасович, неопределенно махнув рукой куда-то в сторону леса.

Мы бодро зашагали обратно, подгоняемые мыслью о приятном отдыхе на кровати с кружкой чая в руке.

    - А правда, что в бухте Биофильтров можно увидеть тюленей? – обратился Миша к Николаю Тарасовичу.

    - Да, иногда это происходит ранним утром. Но тюлени очень пугливы и осторожны, чтобы увидеть их хоть краешком глаза, надо прийти в бухту часа в 4 утра и притаиться у скалы. Может быть, они и появятся.

    - Давайте вернемся сюда сегодня ночью, посмотрим на тюленей, а к началу утренних занятий придем обратно, - шепотом предложил Миша, обращаясь к Косте.

    - Нет, - пробурчал тот. – Я намерен выспаться хотя бы этой ночью. Гораздо приятней рассматривать тюленей в зоопарке. А здесь ты можешь считать себя счастливчиком, если увидишь хотя бы промелькнувший в дали хвост этого симпатичного млекопитающего.

    - Как можно сравнивать животных , увиденных в клетке, и в живой природе? Не путай божий дар с яичницей, - усмехнулась я.

    - Ты что, пойдешь с Мишкой ночью в бухту? – встрепенулась Виктория, удивленно приподняв тонкие, изящно изогнутые, чуть рыжеватые брови.

    - О, нет. Кажется, Кнышев сказал: “Ничто так не радует глаз, как глубокий здоровый сон“.

Когда мы вернулись на ББС, первым делом Николай Тарсович обратился к Косте:

    - Посмотри, пожалуйста, в комнате ли Ваня. И, если да, спроси, зачем он удрал от нас.

Костя быстро забежал в домик, через минутку вскочил оттуда и ответил:

    - Он в комнате. Говорит, что у него разболелась голова во время экскурсии. Ваня даже не дошел до бухты Биофильтров, отстал от нас и вернулся обратно. Наверное, простудился и у него поднялась температура.

    - Действительно, вечно бегает в рубашке нараспашку, вот его и продуло.

    - Пускай зайдет к нашему врачу, - проворчал Николай Тарасович.

    - Ох уж этот Ванечка, - вздохнула я, заходя в комнату.

    - Что-то ты о нем чрезмерно беспокоишься, - с ехидной усмешкой произнесла Марта, входя вслед за мной.

    - Ой, у нас с двери табличка слетела, - заметила Ксения, затворяя за собой дверь.

    Валя взяла табличку и вышла со словами:

    - Сейчас я прикреплю ее на место.

    У многих на дверях висели листики с именами проживающих в комнате и некоторыми замечаниями на разные темы. Например, напротив моего имени почему-то красовалась надпись: “Пограничников прошу не беспокоиться“. Наверное, меня еще долго будут попрекать этими пограничниками из поезда. На соседней двери висела надпись: “Мы погрязли в чистоте и уюте. Здесь же находится комитет по борьбе с бобрами“. О, нет, только не подумайте, что наши соседи ярые ненавистники бобров. Просто весь год у нас вел высшую математику человек по фамилии Бобров, оставивший такой неизгладимый след в душах студентов, что они упоминали его к месту и не к месту. Чем он так всех поразил?

    Александр Васильевич обладал множеством замечательных качеств. В отличие от других преподавателей, он умел объяснять сложнейшие примеры очень долго и непонятно, совершенно непонятно. Но скуки и зевоты у слушателей, как ни странно, не вызывал. Может быть, потому, что постоянно жевал жвачку. Я зачарованно слушала, как он говорил что-нибудь вроде: “Решение дифференциального … чав-чав … уравнения – это функция, которая … мням-мням … обращает это уравнение в … чав-чав … тождество“.

    Я всегда была не равнодушна к черным глазам, поэтому временами заглядывала в темные глаза математика, на мгновение тонула в них и тут же скромно отворачивалась. Он казался мне весьма привлекательным – высокий, черноволосый, с приятными чертами лица и гордой осанкой. Бобров всегда опаздывал на занятия, в то время как у других преподавателей опаздывали, наоборот, студенты. Мы часто размышляли, почему так происходит. Версий было много: застревает в пробке (он ездил на автомобиле, а не в метро, как большинство преподавателей); слишком долго и тщательно чистит по утрам свой симпатичный костюм или никак не может решить, какой же надеть галстук сегодня – в клеточку, в горошек или в ромбик; часто забывает дома любимую жвачку и сигареты, поэтому на полпути возвращается назад; всю ночь развлекается с симпатичными девушками, а утром просто не слышит будильник. Последняя версия казалась мне наиболее правдоподобной, поэтому я ехидно заглядывала ему в глаза, пытаясь найти ответ.

    Временами студенты подшучивали над математиком. Однажды вся группа, состоящая из 18 человек, явилась на занятие то ли с “Орбитом”, то ли с “Диролом“ во рту и устроила громкое чавканье. Услышав это, Александр Васильевич резко закончил испещрять формулами доску и повернулся к аудитории лицом. Его челюсти перестали шевелиться, а глаза прищурились, словно зрачки кошки, резко выскочившей на свет. Кажется, от негодования он случайно проглотил жевательную резинку. С тех пор его не видели жующим.

    Через несколько дней, когда я напряженно пыталась решить пример у доски, мне усиленно подсказывали с первой парты, а Бобров сонно смотрел в окно, в аудиторию внезапно ворвался неопознанный юноша и прокричал: “Звезду графу Боброву Александру Васильевичу!“. В математика полетела большая засушенная морская звезда, а юноша убежал. Математик быстро выскочил за ним, но через минуту вернулся и, ошарашено моргая большими черными глазами, сказал: “Самое непонятное, куда он делся. Словно растворился в воздухе…“

    Таких больших оранжевых морских звезд временами сушили здесь, на Белом море, забирая с собой как сувениры.

    - Знаете, девчонки, а Ванечка не вернулся. Я только что ходила за кнопками к Косте, и он сознался, что обманул Николая Тарасовича, - сообщила Валя, заходя в комнату.

    - Костя объяснил, что же произошло с Ваней на самом деле? – забеспокоилась я.

    - Нет, не объяснил.

    - Ничего с твоим Ванечкой не случится, - ехидно заулыбалась Марта.

    - Он не мой, а собственный! – вспылила я, выскакивая за дверь.

    Конечно, никому ни до кого нет дела. А стоит человеку проявить беспокойство по доброте душевной, как его сразу же начинают подозревать во всех смертных грехах.

    Как обычно со мной бывает в минуту возмущения, в памяти всплыли стихотворные строчки:

Почему всем легче отмахнуться

И сказать: “Кому сейчас легко“?

Их проблемы вас ведь не коснуться,

Им – до ваших тоже все равно

Как нужны вы – обрывают телефоны,

Не нужны – ваш номер позабыт

Ищут выгоды - шлют ласковые взоры,

Не найдут – начнут вас обходить

    Я ворвалась к Косте в комнату и прямо спросила:

    - Что Ваня задумал на этот раз? Где он?

    - Не знаю.

    - Перестань сооружать тайну на пустом месте!

    - Ладно, сейчас все расскажу. Ваня решил посмотреть на тюленей в бухте Биофильтров.

    - Почему же он не мог спокойно сходить на экскурсию вместе с нами и Николаем Тарасовичем, а потом, ночью, тихо вернуться в бухту, например, с Мишей, и караулить этих тюленей, сколько душе угодно? Или, еще лучше, дождаться выходного дня, воскресенья, и вытворять все, что взбредет в голову, не нанося ущерб занятиям? Вдруг он завтра утром не успеет вернуться к линейке!

    - Ты же знаешь, у него словно шило сама понимаешь где. Узнал вчера от кого-то о тюленях и сразу загорелся на них посмотреть. Ходить туда-сюда ему немного лень, расстояния то не маленькие, поэтому решил, раз мы идём на экскурсию в бухту, сразу же остаться там на ночь. А чтобы Николай Тарасович не приставал, Ваня заранее незаметно отбился от группы, пробрался на другую сторону бухты, туда, где скалы повыше, и затаился возле камней. Только я его заметил, потому что знал, в какую строну смотреть.

    - И как ты, его лучший друг, оставил Ванечку одного? – нахмурилась я.

    - Мен не нравятся его бредовые детские идеи. А бухта Биофильтров – абсолютно безопасное место. Ничего не случится. Зря ты так беспокоишься и нервно заламываешь пальцы. А с Мишкой Ваня не особенно хорошо ладит, поэтому его он с собой не пригласил.

    Олимпийскому спокойствию Кости можно было только позавидовать. Я же всегда была особой нервной, беспокойной. Всячески старалась это скрывать , но не всегда удавалось. Не буду лукавить, сильно перенервничать могла не только за других, но и за себя. Причины для этого были самые разные – от очередного экзамена до посещения больницы.

    - Ну что же ты хватаешься руками за сердце! Это выглядит просто неприлично с твоей стороны.

    - Извини, Костя. Просто есть у меня такая плохая привычка – хвататься за сердце по поводу и без повода.

    - Ну-ну, борись с ней, - Костя лег на кровать и взял в руки книгу. На зеленой обложке, рядом с изображением рыжего чау-чау, было написано большими белыми буквами: “Конрад Лоренц. Человек находит друга“.

Да уж, иногда кроме собаки никто к тебе не прислушивается. Я вышла на улицу, пошла к лаборатории и уселась на лавочку. Стараясь не думать о глупостях Вани, решила поразмышлять, откуда у меня взялась эта, комично выглядящая со стороны привычка, хвататься за сердце, вернее за левую часть грудной клетки.

Наверное, это повелось лет с 14, когда я переехала из Сибири в Киргизию. Однажды, как обычно, быстро возвращалась из школы домой, стараясь ни на кого не наткнуться. Выслушивать лишний раз чьи-то насмешки мне не хотелось, к тому же я жаждала поскорее взяться за книжки, чтобы подготовиться к олимпиаде по биологии. Из-за угла выскочили мальчишки, во главе с Пашкой из нашего класса, и прижали меня к забору.

    - Что вам надо на этот раз? – тихо спросила я.

    - Ничего. Просто хотим поговорить. А то тебе вечно некогда –то ты в библиотеку бежишь, то на олимпиаду, а то вообще неделями в школе не показываешься, болеешь видите ли. Интересно, от чего тебя лечат, от истощения? – издевательским тоном спросил Пашка.

    - Не от чего. Мне пора домой, - так же тихо ответила я, смотря Паше прямо в глаза.

Пашка был самым симпатичным парнем в классе. Высокий, слегка смуглокожий, с прелестными завитками густой каштановой шевелюры на голове, он казался ангелом во плоти. Но его огромные карие глаза, обрамленные длинными, пушистыми ресницами, которым позавидовала бы любая девочка, ничего не выражали. Лишь иногда в них вспыхивали огоньки жесоткости и злобы.

    - Смотрите, ветерок подул. Держите Ольгу, иначе она улетит, - засмеялся Пашка, хватая меня за руку.

    - Отпустите, мне надо идти, - опять попросила я. – Ну чего вы ко мне пристаете? Может быть, так выражается ваша тайная любовь ко мне?

    - Какая еще любовь? Ты похожа на одиннадцатилетнюю девчонку. Единственное за что тебя хочется подергать, так это за волосы, - расхохотался Пашка. – Ладно, топай домой.

Мальчишки расступились, и я, затравленно сутулясь, пошла дальше. Неожиданно что-то тяжелое опустилось мне на голову, перед глазами все закружилось, и я чуть не упала, схватившись в последнюю минуту за забор.

    - Решил провести опыт, чтобы узнать – есть в тебе хоть какие-то силы или такую малявку можно прихлопнуть одним взмахом папки, - рассмеялся Пашка мне в лицо, размахивая толстой кожаной папкой, набитой учебниками, прямо перед моим носом.

    - А у тебя в голове есть хотя бы одна извилина? – воскликнула я и замахнулась кулачком Паше в лицо.

    Нет, бесполезно. Никогда не смогу ударить человека. Под дружный хохот я отошла от забора и медленно направилась к дому.

    Всю ночь не могла заснуть. Меня колотил странный озноб. Сердце стучало по всему телу. Его гулкие удары слышались то в ушах, то в груди, то в ногах.

    Утром бабушка отвела меня к врачу. После обследования я сидела на стуле, а врач что-то тихо говорил бабушке. Его голос звучал с такой жалостью, словно речь шла об умирающей. Эта жалость казалась приторной, невыносимо приторной! Она обволакивала тело и отвратительно шептала над самым ухом:”Бедняжка! Бедная девочка…”

    Слух меня, как обычно, не подводил.

    - Голова тут ни при чем. У нее другие проблемы. У девочки порок сердца. Но это предварительный диагноз, – сказал врач.

    Я непроизвольно прижала ладонь к груди. Порок? Нет, природа не может наградить меня ещё и этой проблемой. Мне стало страшно. “От такого умирают!“ – пронеслось в голове. Сердце опять застучало в ушах, в глазах потемнело, все вокруг завертелось, закружилось, во рту пересохло, ноги стали ватными, и я грохнулась на пол. Мне мерещилось, будто лежу я в черном коридоре, а по моему неподвижному белому телу бегают маленькие зеленые крокодильчики.

    - Уберите, уберите крокодила! – возопила я, отмахиваясь рукой.

    - Какого крокодила? Это ватка с нашатырем, - ласково ответил врач, заглядывая мне в лицо.

    Через несколько дней тщательных обследований, врач снова заговорил с бабушкой. Его голос утратил притворную слащавость и чрезмерную жалость, так напугавшую меня раньше:

    - Никакого порока. Это была ошибка. Аппаратура старая, вот мы и не разглядели… В общем, девочка необычайно нервозна, вот и все.

    - Между прочим, пора идти на общественные работы, - произнесла Виктория, присаживаясь рядом на лавочку. – О чем ты думаешь? О Ванечке?

    - Нет, вспоминаю свое счастливое детство. Иногда так жаль, что оно ушло.

    - Мне сегодня не хочется кормить комаров в ботаническом саду. Давай, лучше, сходим на кухню, поможем чистить картошку, - предложила Вика.

    - Хорошо, пошли.

    Кухня находилась на улице, позади столовой. Мы уселись на низенькие ящики и принялись за чистку картошки. Сидеть было ужасно неудобно. Мешок с картошкой стоял слева от меня, поэтому я сидела, повернув голову налево и склонившись над мешком, словно старушка над разбитым корытом. Ветер становился все холоднее, его резкие порывы лизали мою оголенную шею. Наверное, вредно сидеть подолгу неподвижно в одной позе, да еще на сквозняке. Но об этом я узнала только через час, попытавшись подняться с ящика. Подняться-то я поднялась, а вот повернуть шею в другую сторону не сумела. “Ой!“ – только и воскликнула я, ощутив дикую боль при попытке шевельнуть головой. Ужинать шагала, словно раненый боец – прихрамывая на одну ногу и вытянув шею в левую сторону.

    - Что с тобой? – спросил Миша, приближаясь ко мне справа.

    - Ничего, - спокойно ответила я, даже не пытаясь повернуть голову.

    - А почему ты косишь правым глазом, вместо того чтобы просто повернуться ко мне?

    - Небольшие проблемы с шеей, - ответила я, весело улыбаясь как ни в чем не бывало. Единственным способом повернуться к человеку, был поворот всем корпусом, что я и сделала. Правда, теперь пришлось идти боком.

    - Может, тебе сходить к врачу? – забеспокоился Миша

    - Пустяки! Через пару дней все пройдет, - отмахнулась я.

    - Нет, лучше сходи.

    - Ну ладно, как-нибудь потом.

    Несколько позже, после ужина я все же решила зайти к врачу. Этот человек давно меня интересовал, а тут выпала подходящая возможность познакомиться с ним поближе. Антон Петрович принадлежал к тому типу мужчин, которые могли рассчитывать на мое внимание: высокий, мускулистый, с густой копной темно-каштановых волос, лукавыми черными глазами и гладким красивым лицом. Но больше всего меня привлекала его улыбка, вернее, ухмылка. В ней просматривалось что-то негодяйское, говорящее о тайных страстях, о которых мне непременно хотелось всё выяснить. Я заметила, что с недавних пор стала нравиться мужчинам, явно вышедшим из юношеского возраста, и временами мне доставляло удовольствие подшучивать над ними. Просто поразительно, какие возможности открываются перед тобой, стоит только подрасти за год на 10 см, приобрести кое-какие, заложенные природой, округлости, не утратив при этом невинного выражения личика.

    - Антон Петрович, можно к вам? – спросила я, заглядывая в комнату врача.

    - Да, проходите. Что вас беспокоит?

    - Понимаете, я неподвижно сидела целый час на холодном ветру, и теперь у меня проблемы с шеей, - весело сказала я, хватаясь руками за горло.

    - А чего вы так улыбаетесь, неужели вам не больно?

    - Конечно же, шея ужасно болит, я не могу ней пошевельнуть, но это ведь не повод носить траур!

    - Экая вы жизнерадостная. Думаю, вашей шее поможет только время. А сейчас можно обмотать горло марлей, смоченной в спирте.

    Антон Петрович взял длинный бинт, намочил его спиртом, наклонился надо мной и принялся аккуратно обматывать шею ровными белыми петлями. Я, продолжая улыбаться, не сводила с него изучающего взгляда.

    - Что вы на меня так смотрите? - удивился врач, закончив сооружение компресса.

    - Извините за дурацкий вопрос, вам нравятся только упитанные девушки или всякие-разные?

    - У вас что, температура? – с притворной озабоченностью Антон Петрович дотронулся до моего лба.

    - Нет, не думаю. Просто недавно я случайно увидела, как вы обнимали одну довольно упитанную девушку, сидя на лавочке, и даже шептали ей что-то на ушко.

    - Подслушивать неприлично! – врач явно не ожидал такой наглости с моей стороны.

    - Да-да, вы правы. Но я не могу совладать со своим любопытством.

    - У этой девушки болят плечи. Я делал ей массаж, - ухмыльнулся Антон Петрович.

    - Правда?! Не может быть. А почему вы мне не помассируете шейку? – я лукаво прищурилась и улыбнулась еще доброжелательней.

    - Не стоит тревожить компресс на вашей шее. Вот завтра придёте его снимать, тогда, может, и сделаю вам массаж.

    - Ну ладно. Спасибо, - вздохнула я, выходя за дверь.

    Какого труда мне стоило набраться смелости и задать этот нескромный вопрос про девушек! Зато, кажется, удалось смутить врача, что доставляет некоторое удовольствие.

 

Глава пятая

 

Росянки и яблоки

 

    Проснувшись утром, первым делом заглянула к Косте. Вани до сих пор не было.

    - Николай Тарасович, куда мы сегодня пойдем? – поинтересовалась я, подбегая к преподавателю.

    - Не знаю. Наверное, просто походим по литорали.

    - Давайте еще раз сходим в бухту Биофильтров, нам там так вчера понравилось! – воскликнула я, живо подмигивая Виктории и Вале.

    - Да, Николай Тарасович, может быть сходим туда еще раз? – хором спросили Вика и Валя.

    - Но это так далеко…. – встряла было Марта.

    - Ничто так не укрепляет здоровье, как долгие многокилометровые прогулки на свежем воздухе, - заметил Костя.

    - Хорошо , я не возражаю. Только давайте несколько изменим наш маршрут. Пойдем по тропинке, которая тянется вдоль лесного болота. Там растет много всего любопытного для представителей кафедры высших растений, - подмигнул мне Николай Тарасович. – А то как бы вы не заскучали, рассматривая только низшие “травки“.

    Стараясь не особенно шевелить шеей, я отправилась вперед, к бухте Биофильтров. Виктория шла рядом и сокрушалась по поводу того, что никак не наступит воскресенье – банный день. Наша чистоплотность явно страдала в здешних местах, а купаться в море, где температура воды была около 12 градусов Цельсия, не очень то хотелось. Марта жаловалась Ксении на меня. Якобы я такая эгоистичная натура, что поступаю только так, как хочу. Взбрело мне в голову тащиться в эту бухту – и я уговорила преподавателя, невзирая на то, что бухта далеко, вернемся мы не скоро, и бедняжка Марта опять останется без обеда. Валя молча слушала то одних, то других и временами кивала головой. Валя вообще не любила спорить. Ее в основном беспокоили научные проблемы, а не чьи-то мелочные споры. Плохо знавшим ее людям казалось, что она всегда гордо взирает на них интеллектуальным взором с высоты своего роста и никогда не смеется. Конечно, это было не совсем так. Она тоже любила посмеяться, как и все остальные, просто делала это тихо. Но главное, Валя часто помогала в трудную минуту, не поднимая лишнего шума.

    - Будьте осторожны, мы подошли к болоту, - сказал Николай Тарасович, когда под ногами что-то захлюпало.

    - Хорошо, что одели сапоги, - весело заметила Виктория, прыгая по кочкам.

    - Какая прелесть. Обожаю росянки, - произнесла Валя, наклоняясь над маленьким растеньицем, сидящим своей розеткой посреди мха – сфагнума.

    - Я так и знал, что вы обрадуетесь встрече с росянками, - улыбнулся Николай Тарасович. – На болотах Московской области растёт, в основном, росянка круглолистная – Drosera rotundifolia, а у местной росянки листочки в два раза уже и длиннее.

    - Не зря же она называется Drosera longifolia (росянка длиннолистная), - не упустил случая блеснуть познаниями Миша.

    Я присела на поваленный ствол берёзы возле участка болота, сплошь покрытого розетками росянок, и принялась их разглядывать. Росянка – очень симпатичное насекомоядное растение. Маленькие жёлто – зелёные листья собраны в аккуратную розетку. Края и вся верхняя сторона листа покрыты очаровательными железистыми волосками, каждый из которых заканчивается ярко – красной, словно капелька крови, головкой. Головка несёт каплю липкой жидкости, переливающейся на солнце. Создаётся впечатление, что листья покрыты росой.

Некоторым людям кажется, что все растения неподвижные истуканы. На самом деле, многие из высших растений способны к разнообразным движениям. Вспомните хотя бы мимозу, стыдливо смыкающую листочки, если их коснётся неосторожная человеческая рука. Стоит некоторое время понаблюдать за росянкой – и вы увидите чудо движения.

Вот к розетке листьев подлетела маленькая мошка, села на волоски и моментально увязла в липкой жидкости. Мошка дёргается, трепещет крыльями, но всё бесполезно - росянка твёрдо решила закусить мясным блюдом. Все волоски постепенно пригибаются в сторону несчастного насекомого и обволакивают его слизью, содержащей пищеварительные ферменты. Лист медленно складывается по центру листовой пластинки. Когда насекомое переварится, оставив после себя лишь крылышки и ножки, лист раскроется вновь.

“Ай – ай! Ольга!” – послышался жалобный крик Виктории.

Я вскочила с насиженного места и оглянулась по сторонам. Валя сидела неподалёку и рассматривала росянки, Марта что-то оживлённо рассказывала Ксюше, Николай Тарасович беседовал с Мишей и Костей, указывая рукой на какой-то маленький кустарничек, покрытый чёрными шаровидными ягодами. До меня доносились его слова:

    - Да, Миша. Это шикша чёрная (вороника) – Empetrum nigrum из семейства водяниковые…

А где же Виктория? Я быстро шарила глазами по сторонам, пытаясь увидеть знакомую длинную косу. Ах, вон она - за кустом. Пробежав некоторое расстояние, оказалась возле неё.

    - Ты кричала, или мне послышалось? – выдохнула я.

    - Ничего особенного, просто провалилась левой ногой в болото и никак не могла её вытащить, - смущённо пояснила Вика. – Но теперь уже всё в порядке.

    Она стояла на кочке в одном сапоге, а второй пыталась вытащить из ямки с водой, обрамлённой красноватым мхом-сфагнумом. Левая нога, как и следовало ожидать, была совершенно мокрая. Я осторожно запустила руку туда же, где шарила Виктория, вместе мы ухватились за сапог и радостно вытащили его.

    - Спасибо, - вздохнула Вика, переворачивая сапожок и выливая из него пару кружек болотной воды очаровательного бурого оттенка.

    Вместе с водой вылился какой-то продолговатый жёлто-коричневый предмет.

    - Интересно, что это? – изумилась Виктория.

Она наклонилась и подняла со сфагновой кочки … огрызок яблока! Воскликнув: “Тьфу ты, какая гадость”, Вика отбросила огрызок в сторону, изобразив на лице гримаску, достойную дамы, которая обнаружила таракана в тарелке с супом.

    - Интересно, откуда здесь свежеобглоданный огрызок, - задумчиво протянула я.

    - Точно не знаю, но Мишка постоянно что-то жуёт. Я не удивлюсь, если узнаю, что сейчас его карманы набиты яблоками, - продолжая морщить носик, сказала Виктория.

    - А откуда у него яблоки? Нас здесь фруктами особенно не балуют.

    - Наверное, ещё из Москвы привёз.

    Вскоре мы пошли дальше. По дороге я спросила у Миши:

    - Ты меня яблочком не угостишь?

    - К сожалению, я уже всё съел.

    - А-а, понятно. То-то всё болото усыпано огрызками.

    Продолжая подшучивать над любовью Мишки постоянно что-то жевать, мы подошли к бухте Биофильтров. Пока все отдыхали, рассевшись на камнях и корягах, я, предупредив, что мне надо отойти на некоторое время, помчалась обшаривать окрестности в поисках Вани. Безуспешно пробегав туда-сюда некоторое время, я в задумчивости присела на большой чёрный валун, покрытый красивыми серыми разводами. Ах, совсем забыла, Костя же говорил, что лучше всего караулить тюленей на противоположном берегу бухты.

Идти туда напрямую, по морю, я, естественно, не могу. Слишком глубоко. Необходимо обогнуть мыс по берегу, а это довольно долго, Николай Тарасович начнёт сердится. Придётся подойти к нему и предложить сходить туда всей группой.

    - Николай Тарасович, давайте сходим к тем скалам, - вернувшись к группе, предложила я, вытягивая руку в направлении самой высокой скалы. – Может, там растут какие-нибудь интересные лишайники…

    - У-у, лучше пойдём обратно на ББС, - замычала Марта. – Кушать хочется.

    - Вам бы с Мишкой в ресторане работать, а не по лесам – по морям скакать, - фыркнула Ксюша.

    - Я тоже хочу сходить к тем скалам, - обиженно сказал Миша.

    - И я, - кивнула головой Валя.

    - Ладно, пошли, - согласился Николай Тарасович.

    Я обрадованно потёрла руки. За спиной. Довольно долго мы плелись по берегу, огибая бухту. Шея нещадно болела, словно это не я провела всю ночь в жарких объятиях компресса. Хорошо, хоть коленка пошла на поправку.

    Наконец, мы пришли к красивым скалам, заросшим соснами. Все разбрелись в поисках лишайников, а я пошла разыскивать Ваню. Подошла к окраине самой высокой скалы и посмотрела вниз. В общем-то не так уж тут и высоко. Если спрыгнуть вниз в тихую синюю воду с зелёными тенями, вряд ли разобьёшься. На Киндо-мысе вообще нет чрезмерно высоких возвышенностей, всё-таки это не Северный Кавказ или Киргизия со снежными вершинами, утопающими макушками в облаках. Я побежала дальше и наткнулась на удобный спуск с холма. Быстренько спустившись к литорали, принялась разглядывать берег моря. Похоже, что именно сюда по утрам заглядывают тюлени.

    Возле одного большого валуна что-то блестело и пускало по сторонам солнечные зайчики. Я не стала напрягать своё не слишком хорошее зрение, а просто побежала туда. Блестели часы на руке Вани, сам же он мирно спал, свернувшись клубочком, словно набедокуривший котёнок, и слегка приобняв нагретый полуденным солнцем валун.

    - Ванечка! И давно ты тут спишь? – крикнула я, чувствуя, что моё спокойствие подходит к концу, и я начинаю закипать. – Жаль, что мои глаза не умеют метать молнии!

    - А-а-ах, – зевнул Ваня. – В чём дело? Ольга, ты? И который сейчас час?

    - Интересно, зачем у тебя часы на руке? – продолжая повышать голос, воскликнула я.

     - Ах, да. Хм. Оказывается, я сплю уже шесть часов, - пробормотал Ваня.

     - Хорош, супчик, ничего не скажешь! Пошли скорее обратно, на ББС! То есть, я пойду вместе со всеми, а ты чуть позади. Мы сказали Николаю Тарасовичу, что у тебя до сих пор повышена температура и ты лежишь в кровати.

    - У тебя сейчас пар из ушей пойдёт. Что ты так возмущаешься?

    - Ничего. Тюленей-то видел?

    - Да. Это произошло около пяти часов утра.

    - Ну и как, понравились?

    - Не знаю.

    - ?!

    - Они были очень, очень далеко и напоминали тёмные пятна с серыми разводами, - ответил Ваня, пожимая плечами.

Вернувшись на биостанцию, я плюхнулась в кровать, сердито потирая шею.

    - Что такая хмурая? – спросила Виктория.

    - Шея болит. Скоро пойду к врачу, поднимать настроение, – улыбнулась я.

А чему радоваться, когда чувствуешь себя мамочкой взрослого парня. Остаётся только для увеселения пообщаться с кем-нибудь постарше.

После ужина заскочила в комнату Антона Петровича, забыв предварительно постучать в дверь. На стуле сидела та самая упитанная девушка, которую я видела раньше, а врач стоял над ней и… действительно массировал плечи. Но стоило мне хлопнуть дверью, как Антон Петрович вздрогнул, словно пойманный на месте преступления вор.

    - А, это вы, - сказал он с досадой в голосе. – Проходите, проходите. Как ваша шея? Кстати, почему она не перебинтована?

    - Не могу я ходить посреди белого дня с компрессом на горле, людей смешить. К тому же, спирт всё равно за ночь испарился, - ответила я, поглядывая на пухленькую девушку.

    - Спокойной ночи, Наташа. Приходите завтра, - ласково сказал Антон Петрович, выпроваживая девушку за дверь.

    Он подошёл и пристально посмотрел на меня.

    - Ладно, давайте сюда вашу шею. То есть, я хочу сказать, садитесь на стул, - снисходительно промолвил врач.

    - Вы так милы с этой девушкой. Наверное, она ваша хорошая знакомая? – спросила я.

    - Нет. Просто студентка, - ответил Антон Петрович, слегка массируя мою злополучную шею. – У вас какой-то нездоровый интерес в отношении этой девушки.

    - У вас такие мягкие, приятные руки. Я прямо-таки ревную вас к ней, вернее к её плечам, - театрально понизив голос, проворковала я.

    Врач ничего не ответил, намотал мне на шею новый компресс и отправил спать. Вероятно, он предпочитает пухленьких девиц. А, может быть, ему кажется, что я несовершеннолетняя. Ребёнок, просто ребёнок. Ну и ладно.

    Я так устала, что свалившись на кровать, быстро уснула, даже не успев поругаться с Мартой из-за противокомариной спирали. Почти каждую ночь она поджигала эту вонючую зелёную штуку. Комаров меньше не становилось, зато едкий дым проникал в мои дыхательные органы и вызывал кашель. Спираль воняла так, словно жгли смесь сосновых шишек, пороха и куриных перьев. Комарам же было на это абсолютно начхать, они злобно зудели над ухом, метя прямо в нос. Откуда я это знала? Просто по утрам многих украшали аккуратные красные пятнышки на кончике носа, который ночью обычно выглядывал из спального мешка.

 

Глава шестая

 

Беседа ни о чём

 

    Через несколько дней пришла пора зачёта по низшим растениям. Чувствовала я себя нормально, потому что шея перестала болеть. Какое же это облегчение – ощутить, что все части твоего тела послушно поворачиваются в нужную сторону. Антон Петрович продолжал массировать плечи Наташе по вечерам. Наверное, у неё тяжёлый случай. “Как всё запущено!” – говорит Ваня в таких случаях.

Как всегда, на зачёте я нервничала. Любой зачёт, экзамен, даже если я знаю данный предмет от корки до корки, доводит меня до нервного истощения. Однако всё прошло нормально, если не считать того факта, что Ваня замучил меня вопросами перед зачётом. К счастью, не без помощи сокурсников, Ванечка тоже сдал зачёт.

Следующий день после зачёта показался нам самым счастливым. Мы пошли в баню! Я всегда любила исключительно душ, поэтому в баню собиралась с некоторой опаской.

    - Не бойся, - успокоила меня Валя. – Эту баню можно назвать баней только лишь условно, там совсем не жарко.

    - Хорошо. Я ведь боюсь там задохнуться от пара, - сказала я, хватая полотенце и шампунь. – Ну, пошли!

По мере приближения к бане нашим глазам всё ярче открывалась забавная картина. Баня – маленький серый домик – стояла у берега моря. От неё тянулись мостки к воде. Периодически из домика вырывались какие-то белые точки, мчались по мосткам и падали в морскую воду. Когда мы подошли совсем близко, то обнаружили, что белые точки – это наши парни, кидающиеся после баньки в море.

    - Бедняжки. Вода в море такая холодная. Мальчишки выглядят жалкими, когда выбираются из моря, - сказала я, покачав головой.

    - В таком виде нельзя появляться в приличном обществе, - вздохнула Валя.

    - Какое общество? Они же нас не видят, - сказала Виктория.

    - А по-моему, наоборот, видят, - усмехнулась Марта.    

    - Какая разница? Надеюсь, когда мы подойдём к банному домику, они будут уже одеты, - заметила Ксюша.

    - А по мне, так пусть продолжают бегать голышом, - улыбнулась Марта.

    - Зачем? Они же замёрзнут, - удивилась Вика.

    - Я понимаю Марту. Здесь нет ни радио, ни телевидения, мы отрезаны от мира. Я скучаю по новостям, а Марта – по развлекательным программам, – сказала я.

    - Разве это развлечение, смотреть на бледнокожих, тощих парней, бегающих возле моря, в чём мать родила? – пожала плечами Валя.

    Так, беседуя ни о чём, мы подошли к заветному домику. Парни шли нам навстречу уже в одетом виде.

    - Там тёплая вода-то хоть осталась, или всю расплескали? – обратилась Ксюша к Косте.

    - Осталась. А чего вы все ухмыляетесь?

    - Простите, сударь, мы случайно вас увидали голышом. Но вы на нас не обижайтесь, костюм Адама вам так шёл! – весело сказала я, заскакивая в баню.

Вечером Валя зачеркнула красным фломастером очередное число на большом календаре и сказала:

    - Ну вот, неделя и пролетела.

 

 

Глава седьмая

 

Полихеты, астериасы и Степан

 

    Следующим утром мы, как обычно, стояли на линейке.

    - Передаю вас в руки преподавателя по зоологии беспозвоночных, - сказал Николай Тарасович.

К нам подошёл другой преподаватель – Александр Сергеевич – и доброжелательно улыбнулся. Ботаника мы знали и раньше, он вёл у нас малый практикум на биофаке, а Александра Сергеевича, зоолога, увидели впервые. Это оказался молодой мужчина, лет 30-ти, довольно высокий, худощавый, с тёмной копной волос на голове. Черты его лица казались несколько островатыми, но, в целом, довольно приятными. Из-под взъерошенной чёлки на нас смотрели ярко-голубые, как чистое летнее небо, излучающие весёлый добрый свет, глаза. Весь внешний облик Александра Сергеевича напоминал мне, непонятно, почему, жившего у меня когда-то пушистого дымчатого котёнка с бирюзовыми глазками.

    - Ну что ж, пойдёмте в лабораторию. Поговорим о беспозвоночных, - обратился к нам Александр Сергеевич, и голос его зазвучал мягко и приятно.

В лаборатории преподаватель принялся объяснять, что мы, как обычно, будем ходить на экскурсии, потом распихивать пойманных животных по аквариумам, определять их до вида и зарисовывать.

    - Думаю, рисованию беспозвоночных вы будете уделять довольно много времени. Ведь их рисовать сложнее, чем водоросли. К тому же, существуют некоторые правила зоологического рисунка, - сказал Александр Сергеевич.

    - Какие правила? – удивился Ваня, обожающий нарушать любые правила.

    - Например, когда вы обводите рисунок, линия должна быть сплошной, не обрываться. Нет ничего ужасней “волосатых” линий. И, самое трудное, рисунки лучше не заштриховывать, а заточковывать.

    - Заточковывать? – переспросила Виктория, удивлённо взмахнув ресницами.

    - Да. Там, где рисунок должен быть потемнее, вы ставите много-много точек, как можно ближе друг к другу. Там, где посветлее, - точек должно быть мало.

После объяснения мы взяли банки, копалки, сачки и отправились на литораль.

    - Вы даже не представляете, насколько кишит жизнью Белое море и его окрестности. Но убедиться в этом очень просто, - произнёс Александр Сергеевич, останавливаясь недалеко от кромки воды. – Достаточно копнуть, например, вот здесь.

Преподаватель нагнулся и принялся рыхлить копалкой влажный песок под ногами. На поверхность вывалилось множество продолговатых белых, с серыми разводами, раковин. Длиной они казались сантиметров семь. Влажные створки раковин поблёскивали на солнце. “Обычные двустворчатые моллюски, вроде мидий, только более вытянутой формы,” – подумала я, поднимая одну раковину с земли. Створки моментально захлопнулись, быстро втянув вовнутрь что-то мягкое и скользкое.

    - А почему они не валяются на поверхности, как многие другие ракушки? – спросил Ваня.

    - Вообще-то на поверхности лежат в основном мёртвые моллюски, вернее, то что от них осталось – их створки. А эти замечательные макомы обитают в мягком грунте, зарывшись в верхний слой.

    - И чего же в них такого замечательного? – удивилась Марта.

    - Они обладают одним довольно забавным свойством. Вот вы их принесёте в лабораторию, опустите в аквариум, они расслабятся, приоткроют свои створки, и тогда я вам кое-что покажу, - улыбнулся Александр Сергеевич.

    Покидав двустворок в банки с водой, мы медленно побрели вдоль берега моря.   

    Миша не преминул поинтересоваться у преподавателя, не едят ли этих маком. Тот засмеялся, отрицательно покачал головой, и принялся рассказывать, как правильно кушать устриц:

    - Некоторые думают, что их надо варить. На самом деле устриц прямо живых кладут в рот, слегка мнут языком и глотают.

    Кажется, у Мишки потекли слюнки, но мне стало неприятно и я попросила рассказать что-нибудь о несъедобном, например, о размножении моллюсков. Александр Сергеевич с радостью пустился в длительные рассуждения о наружном оплодотворении у многих двустворок и об их замечательных личинках – велигерах.

    - Двустворки в основном довольно неподвижны. Вы и сами видите, как они мирно лежат в воде или грунте. Зато их микроскопические личинки – велигеры, напоминающие прозрачные хрупкие парусники, спокойно плавают в воде вместе с другим планктоном, - подытожил преподаватель.

    - По-моему, нам раньше рассказывали, что у самок некоторых двустворокнелёгкая судьба, - сказал Костя.

    - О, да. Как часто женщины тянут на своих хрупких плечах мужчин, - засмеялся Александр Сергеевич. – Взять, к примеру, род двустворчатых моллюсков заксия, обитающий внутри корневищ водных растений. Самка заксии очень предусмотрительна – в специальном кармане она постоянно носит около 80 мелких самцов.

Через некоторое время преподаватель решил переключиться с моллюсков на кольчатых червей. Поводом к тому послужили едва заметные бугорки, покрывающие то тут, то там литораль.

Если вы думаете, что кольчатые черви – это только дождевые червяки, чья невзрачная натура попадается, то в огороде, то просто на дороге после дождя, не оставляя после себя никаких радужных воспоминаний, то вы глубоко ошибаетесь. Конечно, и о дождевых червях можно рассказывать с придыханием таинственные или весёлые истории. Вот например, “роман” о них, рассказанный одним профессором на лекции: “Если тёплой лунной ночью вы пойдёте в парк, то услышите шуршание под кустами. Затаив дыхание, подгоняемые неприличным любопытством, вы непременно загляните под кусты и увидите там … шевелящиеся сухие листья.

    Вы нагло загляните под листья и увидите обнимающихся … дождевых червей. А теперь поговорим о размножении типа Annelida – кольчатые черви … “

Так вот, помимо дождевых червей в тип Annelida входят их родственники – полихеты, или многощетинковые черви. Полихеты столь разнообразны по размерам, форме, цвету и внешнему убранству, что просто дух захватывает. На Белом море их довольно много видов, обитающих и на литорали, и в воде. Все они жутко симпатичные, так что язык не поворачивается пренебрежительно сказать: ”Червяк он и есть червяк.”

    Александр Сергеевич аккуратно копнул несколько бугорков и ловко вытащил из песка крупных червей, стыдливо шевелящих хвостом. Эти симпатяги оказались в палец толщиной и около девяти сантиметров длинной. Их упитанное тело приятного кофейного окраса слегка отливало зелёным и жёлтым цветом. Оно состояло из множества ровных, аккуратных сегментов, похожих на маленькие кольца, нанизанные на палочку. По бокам, с левой и с правой стороны тела, пучками торчали маленькие рыжие щетинки. К своему концу тело резко сужалось в тоненький хвостовой отдел, который был тоньше моего мизинца. Казалось, полихеты стесняются своего чрезмерно тонкого хвоста, не гармонирующего с “мускулистым” телом, поэтому извиваются и пытаются спрятаться обратно в песок.

    - Пескожил морской – Arenicola marina, - пояснил Александр Сергеевич, аккуратно опуская полихет в банки. – Кстати, Ксюша, возле вас валяется ещё один Arenicola, поднимите его, пожалуйста. Он не кусается.

    Ксения попыталась изобразить на лице присущее многим биологам спокойствие и взяла полихету в руки.

    - Хм, оказывается, он совсем не противный и не склизкий на ощупь, а мягкий и беззащитный, - удивилась Ксюша.

    Побродив ещё немного по литорали и насобирав кое-каких моллюсков, мы отправились к мосткам. По дороге Миша принялся за свой обычный разговор:

    - А я слышал, что некоторые полихеты очень вкусны. Только не помню, жареные или сырые.

    - Мишка, ты просто невыносим! Как можно думать о еде, глядя на этих очаровательных существ! – возмутилась я, очнувшись от размышлений о том, как мне не хочется вскрывать полихету и рисовать её внутреннее строение.

    - В чём-то Миша прав, - сказал Александр Сергеевич. – Беломорских полихет, в общем-то, не едят. Разве что, кто-нибудь начнёт умирать с голоду… Зато в тропических водах Тихого океана обитает “маленький” червячок – тихоокеанский палоло (Eunice viridis), длиной до одного метра. У этой полихеты в определённые лунные фазы происходит эпитокия – задняя часть тела, содержащая половые продукты, резко изменяется, вытягивается и сужается. После этого на поверхность всплывают оторвавшиеся “хвосты” червей, рассеивая сперму и яйца. Аборигены ловят их и жадно пожирают.

    - Наверное, вкусно.., - мечтательно протянул Миша.

    - Бр-р, - фыркнула Виктория.

    Мы взошли на мостки и начали напряжённо вглядываться в почти прозрачную воду. На дне, по камням, медленно перебирались рыжие морские звёзды. Ваня запустил сачок в воду и поймал самую большую морскую звезду.

    - Вот засушу её и привезу домой хороший сувенирчик, - объяснил он, радостно потирая руки.

    - Садист, - сказала я.

    - Это обычные мелководные пятилучевые астериасы (Asterias), их здесь довольно много и они не такие уж и крупные – сантиметров 5-10 в диаметре. Вот когда мы поплывём тралить, наверняка поймаем более крупных и красивых глубоководных морских звёзд, - заявил Александр Сергеевич.

    - Тралить? – переспросила Валя.

    - Да. Когда будем тралить, вы узнаете, что это такое.

    - Кажется, морских звёзд не едят, – заметил Мишка.

    - Они сами – хищники, - засмеялся Александр Сергеевич. – Нет, людей они не кусают, но … Впрочем, сами смотрите.

    Он вытянул палец, указывая в воду. По дну полз довольно крупный рыжий астериас, медленно перебирая своими коротенькими белыми амбулакральными ножками. Амбулакральные ножки – маленькие цилиндрические трубочки, покрывающие нижнюю сторону морской звезды. При наполнении специальной амбулакральной жидкостью, они сокращаются и присасываются к камням. Астериас подобрался к небольшому двустворчатому моллюску, и тут началось нечто, похожее на триллер. Набросившись на живую ракушку, астериас плотно присосался к ней своей брюшной стороной. Бедный моллюск захлопнул свои створки, в надежде спастись. Но силы были явно не равны, и звезда не собиралась отступать. Очень долго она тянула створки моллюска на себя, а моллюск тянул их к себе. Постепенно смертник ослабел, и звезда засунула внутрь раковины свой рот.

    - Теперь она будет долго и мучительно высасывать из несчастной жертвы все соки, - пояснил Александр Сергеевич, увлекая нас всех по мосткам вперёд.

    - Смотрите, какая прелесть. Давайте её аккуратно поймаем, зарисуем, сфотографируем, а потом выпустим, - предложила я, указывая на плавающую у поверхности воды ярко-красную с бордовыми прожилками медузу, величиной с хороший мужской кулак.

    - Cyanea capillata (цианея), - сказал Александр Сергеевич.

    - Красавица, красавица, - пробормотал Костя.

    Он обожал фотографировать разные природные объекты, поэтому на шее у него всегда висел огромный фотоаппарат, ни чета моей “мыльнице”.

    Со словами “сейчас мы её поймаем”, Костя выхватил у Вани сачок и подбежал к краю мостка.

Надо заметить, что за нами повсюду следовала большая чёрная собака преподавателя. Этот лохматый пёс, то ли чёрный терьер, то ли ризеншнауцер по кличке Степан имел одну нехорошую привычку – периодически, от скуки, он неожиданно прыгал на человека, радостно виляя хвостом. Когда на вас прыгает крупная собака даже с самыми дружелюбными намерениями, довольно трудно удержаться на ногах. Чтобы милейший пёс не скучал и не докучал студентам, Александр Сергеевич время от времени бросал палочку в море или на литораль, и Степан мчался за ней, весело погавкивая.

    Вот и сейчас зашвырнули палку в море, пёс поплыл за ней, быстро схватил палку в пасть, пока та не успела затонуть, и вернулся обратно. Степан взобрался на мостки, бросил добычу к ногам преподавателя и тщательно отряхнулся, обрызгав меня холодной водой с головы до ног. Я совершенно не ожидала подобного душа и от неожиданности отскочила от Степана подальше. На лету я стукнулась обо что-то боком и свалилась на мостки мягким местом. Упала я довольно удачно, потому что не выпустила из рук банку с моллюсками. Только немного воду расплескала. В тот момент, когда приземлилась на мостки и увидела свисающий над собой длинный язык Степана, который всегда рад лизнуть человека, послышался громкий всплеск и крик: ”Вот чёрт”. Оказывается, я задела Костю, который слишком низко нагнулся над водой. Естественно, бедняга не удержался и полетел в воду, размахивая сачком в одной руке и фотоаппаратом в другой. К счастью, Костя умел плавать. Мы помогли ему выбраться из воды. Он молча стоял на мостках и наблюдал, как плавно и спокойно, словно чопорная дама в пышном красном платье, отделанном кружевами, от нас удаляется медуза.

    - Извини, я нечаянно, - сказала я, не найдя слов получше.

    - Ничего, этих цианей тут много. Завтра поймаем, - успокоил Александр Сергеевич.

    - Ничего страшного, - ответил Костя и пошёл к домику, чавкая мокрой обувью.

После обеда я уселась возле аквариума с двустворчатыми моллюсками и стала внимательно наблюдать за ними. Моллюски лежали на дне, безмятежно раскрыв створки. С одной стороны раковины выглядывала плоская нога, напоминавшая формой полумесяц, с другой стороны торчали длинные белые сифоны – дыхательные трубки. Отверстия сифонов заканчивались симпатичным лохматым обрамлением.

    - Ты их гипнотизируешь, что ли? – спросил Ваня, врываясь в лабораторию позже всех.

    - Пытаюсь понять, что в этих двустворках такого забавного. Помнишь, преподаватель говорил, что они обладают неким интересным свойством.

    - А я уже узнал, каким, - заявил Ваня, коварно улыбаясь. – Сейчас покажу.

Он быстро вытащил одного моллюска из аквариума и, пока тот ошарашено соображал, что давно пора “делать ноги”, провёл кончиком карандаша по мягкой мантии животного, ещё выглядывающей из створок. Моллюск так возмутился, что моментально втянул внутрь сифоны и ногу и захлопнул створки. Втягивая створки, он ловко выпустил из них мощную струю воды, попавшую мне точно в глаз. Вернее, в очки, которые пришлось спешно вытирать.

    - Безобразие, - возмутилась я, глядя на Ванечку, чьей улыбке позавидовала бы любая голливудская звезда.

    Я уселась над стеклянной чашкой Петри, в которой плавала маленькая очаровательная полихета, и приступила к её определению. Эта полихета показалась мне настоящей красавицей. Её тёмно-коричневое тело покрывали очень длинные бурые щетинки, из-за чего она казалась пушистой, словно ёршик для чистки бутылок. На маленькой, аккуратной головке, красовались длинные смешные “рога” – антенны. Но больше всего мне нравились её глаза. Не у каждого червя можно увидеть такие огромные, словно блюдца (по сравнению с трехсантиметровым размером полихеты), чёрные глаза.    Казалось, они даже имели некое жалобное выражение. “Как только нарисую, сразу же выпущу очаровашку обратно в море”, – подумала я, внимательно читая книгу-определитель.   

    - Вот она и определена! – обрадовалась я, записывая в альбоме: ” Autolytus prismaticus ” и делая набросок полихеты.

Но заточковать мне её так и не позволили. Ваня постоянно брызгался фонтанчиками воды, вытаскивая из аквариума то одного моллюска, то другого. Периодически Ванечка попадал не в меня, а в Викторию, поэтому она вскочила и тоже принялась обливать Ваню водой при помощи моллюсков. Мише, судя по всему, идея приглянулась, и он начал обрызгивать водичкой Костю. Я вскочила со стула и погналась за Ваней с веником в руке, так как беспокоить двустворок мне не хотелось. Вскоре лаборатория превратилась в какой-то бедлам. Только Валя спокойно сидела посреди этой суматохи и рисовала мегалопу – личинку краба Hyas araneus.

    После ужина, когда в лаборатории было тихо и спокойно, я вернулась дорисовывать полихету. Благо дело, солнце на Белом море светило даже поздним вечером, поэтому для рисования было вполне светло. О таких благах цивилизации, как лампочки Ильича, мечтать не приходилось, потому что электричества на ББС не было. Через час упорного рисования, ко мне присоединился Миша. Решил дорисовать полихету-пескожила. Он сидел рядом и вздыхал над своим рисунком, который, почему-то, никак не удавался.

    - Знаешь, у тебя такие красивые пушистые волосы, так и хочется потрогать, - неожиданно заявил Мишка.

    - Правда? Объясни, пожалуйста, с чего это у всех руки тянутся к моим волосам, - усмехнулась я.

    - У кого это – “у всех”? – возмутился Миша.

    - Ты сначала объясни, потом расскажу.

    - Понимаешь, Оленька, они выглядят такими мягкими, так и хочется их потрогать. Такое же желание возникает при виде симпатичной пушистой кошечки или собачки. В общем, у человека это давно возведено до уровня условного рефлекса.

    - Ну, спасибо, пояснил, - засмеялась я. – А я-то голову ломала, думала: “И чего это у некоторых ручонки так и тянутся к моим волосам, так и тянутся.”

    - У кого – “тянутся”? – ещё раз строго переспросил Мишка.

    - Сейчас расскажу пару случаев, - ответила я. – Перехожу однажды улицу с подругой, и вдруг, посреди пешеходного перехода чувствую, что не могу пошевельнутся. Некая таинственная сила держит меня на месте. Я оцепенела от ужаса, не могла даже позвать на помощь подругу, которая ушла далеко вперёд. Для пешеходов загорелся красный свет, автомобили начали приближаться ко мне, а я по-прежнему не могла сдвинуться с места! Представляешь, какой ужас? Тут подруга замечает, что я застряла позади, кидается ко мне с криком: ”Что с тобой?”, хватает за руку и вытаскивает чуть ли не из под колёс автомобиля. Пока она меня тащит на другую сторону улицы, ко мне возвращается спокойствие, и я смело оборачиваюсь назад. В противоположную сторону убегает некий маленький мужчина с кожей цвета какао. Оказывается, это он зачем-то схватил меня посреди улицы за русые кудри и не хотел отпускать! Ненормальный, наверное.

    - Если это правда было с тобой, а не приснилось, то он точно ненормальный. Или просто никогда не видел длинных светлых волос, - предположил Миша.

    - Конечно, правда. А совсем недавно произошёл другой случай. Только не загадочный, а неприятный. Ехала я в переполненном автобусе, никому не мешала. Чувствовала себя, как обычно, селёдкой или анчоусом в банке. Внезапно кто-то приобнял меня за шею и принялся поглаживать волосы! Я наивно подумала, что человеку просто руку некуда девать, и попыталась слегка отодвинуться в сторону. Но этот кто-то пробасил мужским голосом: “Ничего-ничего, не отодвигайтесь, мне и так удобно.” “Какой хмырь!” –вспыхнула я, пытаясь повернуться к человеку, который только что бросил эту фразу мне в ухо. Краем глаза увидела настоящего амбала, который не унимался: “У вас волосы, словно шёлк. Мне так приятно их гладить.” Не знаю, откуда только силы взялись, но я протиснулась к двери и выскочила на улицу. Дома первым делом помыла голову лучшим шампунем.

    - Интересно, а они у тебя действительно мягкие, “словно шёлк”? – спросил Мишка, передразнивая меня. – Так можно их погладить?

    - А у тебя руки чистые? – расхохоталась я.

Мишка обиделся. Как сказал один сатирик, “его взор потупился, и он ещё долго тупо смотрел на меня.” Не знаю досконально, что у него было на уме, но спать Миша пошёл немного хмурый.

 

Глава восьмая

 

Немного о поэзии

 

    Через несколько дней мы отправились тралить. Опять похолодало, погода стояла пасмурная. “Ничего себе, июльский денёчек,”- подумала я, одевая куртку и тщательно обматывая многострадальную шею фиолетовым платком. Под чутким руководством Александра Сергеевича мы дружно взошли на небольшой катер.

    - Одевайте спасательные жилеты, - скомандовал преподаватель.

    - Я буду в нём несуразно выглядеть, - фыркнула Марта.

    - А по-моему, очень мило. К тому же, в нём теплее, - сказала я, надевая дутый красный жилет и застёгивая на нём блестящую молнию.

Катер быстро мчался вперёд, рассекая волны. Северный ветер неприятно лизал щеки и трепал волосы. Низкие серые тучи клубились над островами, мимо которых мы проплывали. Море, казалось, хмурилось, поменяв синий цвет на тёмно-серый. Словно не вчера и не здесь ярко светило солнце, а небо было такого же цвета, как глаза Александра Сергеевича.

    - Пожалуй, тут достаточно глубоко, - изрёк преподаватель, останавливая катер. – Траление заключается вот в чём: на дно опускается специальная сеть, катер запускается вперёд, и некоторое время сеть волочится по дну, ловя всех, кто попадётся.

Костя и Миша взялись за верёвку по краям сети и сбросили сетку с кормы в воду.

    - Держитесь. Не упадите в воду вслед за сетью. Начинаем траление, - крикнул Александр Сергеевич, включая мотор.

Мы помчались вперёд, волоча по дну сеть. Затем резко остановились, и парни принялись быстро и ловко тянуть за верёвку. Я с замиранием сердца уставилась на сеть, рассчитывая увидеть в ней если не золотую рыбку, то хотя бы обещанную глубоководную звезду.

Но вместо этого на палубу вывалилась куча чёрной жижи и медленно поползла к моим ногам.

    - Кидайте пойманное сразу же в тазики. Они тут стоят не для того, чтобы палуба покрылась донным илом, - сообщил преподаватель.

Так мы бросали сеть несколько раз и тралили, пока все красные и голубые тазики не заполнились чёрной грязью вперемешку с камешками.

    - Поройтесь в тазиках, выудите оттуда моллюсков, офиур и всех беспозвоночных, которые попадутся, промойте и рассадите в банки, - пояснил Александр Сергеевич.

    - Разве в этой каше есть что-то стоящее? – спросила Марта, недовольно встряхивая чёрными, слегка волнистыми волосами, небрежно заколотыми у затылка серым “крокодильчиком”.

    - Конечно. Вот смотрите, - заявил Миша, - запуская руку в красный тазик. Сосредоточенно порывшись в нём, словно медведь в бочке с мёдом, он вытащил нечто, напоминающее старую бархатную тряпочку или спущенный шарик бежевого цвета с оранжевым отливом и бурыми прожилками.

    “Тряпочку” опустили в банку с водой. Она тут же обрадованно надулась и прицепилась подошвой к камешку на дне банке.

    Чудесное создание вытянуло длинный стебелёк – “ножку” и раскрыло широкие “лепестки”. Каждый из восьми “лепестков” заканчивался очаровательными помпонами – густыми венчиками чёрно-бурых стрекательных щупалец. Все с восторгом уставились на симпатичное животное.

    - Сидячая медуза Lucernaria quadricornis, - пояснил Александр Сергеевич. – В отличие от цианеи, которая принадлежит другому отряду, люцернария предпочитает не плавать под носом у студентов, а тихо сидеть, прицепившись к субстрату. В общем, вы пока тут поройтесь, а я нырну с аквалангом, может быть, кого-нибудь найду на дне, не попавшегося в наши сети.

    - С аквалангом? – удивилась Виктория.

    - Да, - коротко ответил преподаватель, натягивая водолазный костюм.

    Этот костюмчик ему явно шёл. Тёмно-бирюзовый наряд плотно прилегал к телу, делая его ещё стройнее. Голова была также плотно обтянута, так что щёки сместились куда-то к носу, а губы с трудом шевелились. Александр Сергеевич спустился в длинную, обшарпанную лодку, зовя за собой Ваню и Костю. Они схватили вёсла, отплыли на некоторое расстояние от катера, и преподаватель ловко прыгнул в море, кувыркнувшись в воздухе, как заправской гимнаст. Несколько секунд из воды торчали огромные чёрные ласты, напоминающие задние конечности лягушки-голиафа, таинственным образом застрявшей во льду вниз головой. Затем ласты скрылись, и всё стихло.

    Мы продолжали возиться с тазиками и грязью, засучив рукава по локоть. Больше всего наловилось офиур – изящных животных, относящихся, как и морские звёзды, к типу иглокожих.

Если офиур и можно с чем-то сравнить, то, разве что, с необычным цветком какой-нибудь орхидеи или лилии, обладающей чрезвычайно узенькими лепестками. Тельце офиуры размером с монетку достоинством в 50 копеек или несколько крупнее, имеет пятиконечную форму, закруглённую, с слабо выдающимися концами. Тельце снабжено пятью длинными лучами, в 3-4 раза длиннее диаметра тела. Эти лучи, покрытые маленькими, весело торчащими в разные стороны, амбулакральными ножками, начали сердито извиваться, словно змеи на голове медузы-горгоны, когда мы принялись выуживать офиур одну за другой из тёмной жижи. Самое замечательное, что всех офиур можно отличить друг от друга. Каждая имеет своё неповторимое “лицо” – верхняя поверхность тела покрыта бордовыми разводами. У каждой офиуры эти искусные разводы различаются интенсивностью цвета и формой.

    - Какая симпатичная скотинка, - сказала Марта, осторожно вынимая из тазика почти не запачканной рукой нежно-зелёного двустворчатого моллюска.

    Мягкая оранжевая нога оттенка мякоти манго стыдливо юркнула вовнутрь, и створки ёльдии (Yoldia amygdalea) плавно сомкнулись.

    Если Марте кто-то или что-то нравилось, она называла это “скотинкой” – будь перед ней хоть симпатичный парень, хоть красивая ракушка – это не имело для Марты практически никакого значения. В том смысле, что несмотря на свой тяжёлый характер, моллюски ей нравились ни меньше, чем парни. А временами даже больше.

    - Что-то давно Александра Сергеевича не видно, - сказала я, вынимая чёрно-бурые руки из голубого тазика и вглядываясь в пучину моря.

    - Вечно ты беспокоишься из-за любой ерунды, - возмутилась Марта. – Если тебя предлагают подвезти, значит, водитель – бандит. Если аквалангист задержался на дне моря, значит, его либо обмотали цепкие водоросли, либо пожирает страшное чудовище.

    - По-моему, в Белом море ещё не завелась акула из фильма “Челюсти” или какой-нибудь спрут-мутант, - засмеялась я.

    Тут на поверхности воды показалась знакомая бирюзовая голова с жёлтой полосой посередине. Александр Сергеевич залез в лодку, она закачалась. Ваня, стоящий на корме, замахал своими передними конечностями. “Сейчас булькнется”, - с неожиданным садизмом в голосе сказал Миша. Но сегодня в Ванины планы явно не входило падение в холодную морскую воду.

Лодка пришвартовалась к катеру, все заскочили на борт, и мы поплыли обратно, к ББС. Александр Сергеевич действительно поймал на дне несколько красивых морских звёзд. Мы поместили их в глубокий поднос с водой и всю дорогу восхищались красотой этих иглокожих.

    - Я не ожидала, что морские звёзды столь разнообразны, - сказала Ксения, разглядывая животных на подносе.

    - А ты думала, они все похожи на значки октябрят, увеличенные в несколько раз? – усмехнулся Ваня.

    - Неужели ты когда-то был октябрёнком? – засмеялась Марта. – И даже помнишь, как выглядят значки октябрят?.

    - Вы ещё вспомните, как в детский садик ходили, - сказала я, продолжая разглядывать морских звёзд.

    Одна из них воистину заслуживала королевского титула среди морских красавиц. Эта звезда была мясисто-красного цвета и имела 13 лучей. Размерами она казалась с крупное блюдце. Рядом, на подносе, лежали две маленькие, сантиметров пять в диаметре, звёздочки. Но их скромные габариты с лихвой окупались необычной окраской – почти белые лучи и бледно-жёлтое тело у основания лучей были усыпаны ярко-голубыми пятнышками разного размера.

    Возвратившись на ББС к обеду, мы услышали знакомый звон ложек и мисок – студенты из других групп мчались в столовую. Я печально вздохнула, обратившись к Виктории.

    Мой чуткий нос уловил запах горохового супа.

    - Сейчас проверим, - ответила Виктория, заходя в столовую и увлекая меня вслед за собой.

    - Ну я же говорила, - улыбнулась я, указывая на зелёное варево в огромной кастрюле.

Виктория пожала плечами и уселась за столик, поставив перед собой тарелку горохового супа. Я взяла привычные макароны и села рядом.

    - Не понимаю, чего ты так не любишь Pisum sativum, - изрёк Миша, присоединяясь к нам.

    - Pisum я люблю, но не в супе, - ответила я.

    - Надеюсь, хотя бы ананасы ты ешь, - сказал Миша, протягивая мне большой жёлтый ананас с зелёным “хохолком” из листьев на макушке.

    - С каких это пор в Карелии растут ананасы? – удивилась я.

    - Всё гораздо прозаичнее. Раз в неделю кто-то плавает к ближайшему населённому пункту за продуктами, а там, почему-то, продаются очень дешёвые ананасы. В три раза дешевле, чем в Москве, – ответил Миша.

    - Забавно приехать на север за дешёвыми ананасами, -заметила Вика.

    - Спасибо за ананас. Как мило, что все заботятся, как бы я не умерла с голоду, - сказала я Мише.

    После обеда наша группа приступила к обычному занятию – определению и зарисовке беспозвоночных. В одном аквариуме сидели, прикрепившись к камням, таинственные создания, привлёкшие моё внимание. Человек, несведущий в биологии, наверняка подумал бы, что это и не животные вовсе. Формой они напоминали мешки с картошкой или слегка сморщенные рыбьи пузыри. Размером эти “мешочки” были с чуть растолстевший и укороченный финик. Их грязно-оранжевое тело на “макушке” заканчивалось двумя сифонами, напоминавшими ушки маленького котёнка.

    Ванечка подошёл к аквариуму и пересадил одно животное в баночку, чтобы зарисовать. Оно моментально выпустило воду из сифонов и обиженно сжало тельце, уменьшившись в два раза.

    - Вы, конечно же, помните, чем замечательны асцидии (Ascidia), - произнёс Александр Сергеевич, указывая на аквариум с оранжевыми “мешочками”.

    - Подтип оболочники, к которому принадлежат асцидии, относится, как и подтип позвоночные, к типу хордовые. В общем, они обособлены систематически от типичных беспозвоночных, - ответила Валя.

    - Да, конечно. А ещё у них есть одна особенность … - не успел договорить Александр Сергеевич, как его перебил Миша.

    - Я знаю! Их можно есть! – радостно воскликнул он.

    - Неприятная особенность, - продолжил преподаватель. – В других странах аборигены любят покушать несчастных асцидий прямо в сыром виде, просто разрезав их плотную оболочку и вынув оттуда беззащитное тело. Но я хотел предупредить, что когда асцидии умирают, то воняют хуже, чем тухлые яйца.

Мишка поморщился.

    - Вывод: постарайтесь быстрее определить их до вида, нарисовать и выпустить в Белое море.

Вечером Виктория уговорила меня пойти не в ботанический сад, а на берег моря.

    - Понимаешь, иногда так утомительно рыхлить землю и поливать цветы. Не говоря уже о мучениях, связанных с летающими кровососами, обосновавшимися в ботсаду, - сказала она.

    - Да, на берегу моря насекомые не беспокоят. Их в прямом смысле сдувает ветром. Но что мы будем там делать? Надеюсь, это никак не повредит здоровью.

    - Это будет весело. Мы будем красить катер.

    - Красить? Хм, пожалуй, это занимательное занятие.

    Катер стоял у пирса, слегка покачиваясь на волнах. Вооружившись кистями и банками с краской, мы приступили к покраске. Виктория так ловко орудовала кисточкой, что вскоре на её зелёной куртке появилось множество белых штрихов, а мой левый бок, находившийся в опасной близости от кисточки Вики, покрылся мелкими белыми брызгами.

    - Безобразие! Я начинаю походить на Пачкуале Пестрини, - возмутилась я. – Кстати, ты тоже.

    - Это итальянец? – спросила Виктория.

    - Кто? – удивилась я.

    - Ну этот, который Пачкуале Пестрини, - пояснила Вика.

    - Нет. Очаровашка Паскуале – персонаж одной из сказок про Незнайку, - рассмеялась я. – Пойду поищу, чем бы оттереть краску с одежды.

    Раздобыть на ББС что-то, хотя бы отдалённо похожее на пятновыводитель нереально и даже смешно. Из химических веществ на биостанции обильно представлен лишь формалин, в котором временами фиксируют животный или растительный материал, который необходимо отвезти в целом, а не протухшем, виде на биофак. Конечно, к выведению пятен это ядовитое вещество отношения не имеет.

    Так я в задумчивости стояла возле домика, из которого неожиданно вышел врач.

    - Чем занимаетесь? – поинтересовался он.

    - Думаю, чем бы оттереть симпатичные белые пятна краски, – ответила я.

    - У меня в комнате есть ацетон. Пойдёмте, я вас ототру, вернее, вашу одежду.

    - Спасибо.

    Я вошла в комнату вслед за Антоном Петровичем. Он долго молча искал ацетон в тумбочке, но так и не нашёл.

    - Извините, не знаю, куда он подевался, - сказал врач, недоумённо разводя руками.

    - Не беспокойтесь. Спасибо, что хотели помочь.

    - Постойте. Можно с вами поговорить? – спросил Антон Петрович.

    - О чём? – поинтересовалась я.

    - Присядьте, пожалуйста. Так удобней разговаривать.

    С плохо скрываемым удивлением, я уселась на стул.

    - Знаете, вы такая очаровательная девушка, - нерешительно заговорил Антон Петрович.

    - Спасибо за комплимент, – смущенно улыбнулась я, в тайне слегка злорадствуя: “Ага, ещё один уложился в штабель”.

    - Чем-то напоминаете мою двоюродную сестру. Кстати, она в одно время работала фотомоделью.

    - Напоминаю вашу сестру? Ну уж нет, я единственная и неповторимая! – возмутилась я, услышав неоригинальную речь.

    - Я хотел вас попросить, - продолжил врач, не обращая внимания на мои слова. – Не могли бы вы поговорить с Наташей?

    - Что?! О чём? Да я едва знаю эту пышнотелую девушку. Так, разговаривали пару раз, - воскликнула я.

    - Но Наташа ведь давно знакома с Мартой. А вы, кажется, тоже подруга Марты. Вот через неё и …

    - Во-первых, мне не нравится ваша Наташа. И что вы нашли в этой чернявой девчонке? Во-вторых, Марта мне не подруга, а приятельница, - горячо ответила я, но тут же поняла, что любопытство сильнее меня, и, смягчив тон, добавила, - Впрочем, мне не трудно выполнить вашу просьбу. Только объясните поточнее, в чём она состоит.

    После ужина я не спешила выполнять “партзадание” Антона Петровича, потому что надо было дорисовать изображения голожаберного моллюска Cadlina laevis и актинии Bunodactis stella.

    Усевшись в лаборатории за стол, я внимательно посмотрела на свои объекты. Наблюдать за ними – одно удовольствие. Моллюск быстро ползал по дну тарелки с водой и шевелил антеннами. За день его успели прозвать “зайчиком”, благодаря чрезвычайно забавной внешности. Этот милашка, если смотреть на него сверху, казался грушевидной формы. На расширенной передней части весело торчали два “заячьих уха” – антенны, а на конце задней части находилось анальное отверстие, которое окружал околоанальный венчик жабр, похожий то ли на редкостный пышный букет цветов, то ли на чрезмерно разросшийся помпончик заячьего хвоста. “Зайчик”, длиной около двух сантиметров, “бегал” по дну тарелки и переливался нежнейшими оттенками жёлтого цвета.

    Актиния сидела в банке, расправив щупальца, окружающие ротовое отверстие, и не шевелилась. Малышка немного уступала размерами катушке швейных ниток, но формой походила на неё. Это животное чаще всего принимают за красивый подводный цветок, что вполне понятно – красный с бордовыми крапинками венчик щупалец такой густой и красивый, что ассоциируется с цветком георгины или астры. Даже когда актиния начинает шевелить щупальцами, подгоняя ко рту пищевые частицы, кто-то может решить, что это колебание воды заставило лепестки “заволноваться”.

Как только я попыталась сосчитать щупальца актинии, чтобы изобразить её более достоверно, полы, стол и банка зашатались. Животное испуганно сжалось, спрятав все свои щупальца, подобно кувшинке, смыкающей лепестки на ночь.

    Даже не оборачиваясь, можно было понять, кто зашёл в лабораторию. Слоноподобной походкой отличался один человек – Миша.   

    - Мишка, ты настоящий слонопотам! Теперь мне целый час ждать, когда актиния распустит свои щупальца, - обратилась я к Мише.

    - Ну, не час, а меньше, - ответил он и уселся рядом. – Я тут стишок написал…

    Миша смущенно посмотрел на меня, нерешаясь продолжить речь.

    - О, да ты у нас поэт! – приветливо улыбнулась я.

    - Нет, что ты. Просто иногда рифмованные строчки в голову лезут.

    - И про кого стишок?

    - Про одну … м-м … актрису.

    - Ты в неё тайно влюблён? – удивлённо спросила я, не ожидая от Миши таких странностей.

    - Может быть, - коротко ответил он.

    - Меня всегда удивляло, как можно любить человека “из телевизора”. Чепуха какая-то.

    - Зря ты так говоришь. Когда часто видишь человека недосягаемого, недоступного, но не можешь удержаться от тяги к нему, то вполне достаточно просто предаваться мечтам. Мечтать, что когда-нибудь ты случайно окажешься с ним рядом, и небесное создание обратит на тебя внимание. Эти мечты не приносят вреда. Каждый расслабляется по-своему. Я, например, просто сижу и мечтаю, - подытожил Миша.

    - Ладно, убедил. Надеюсь, сейчас ты прочитаешь своё стихотворение.

Я положила карандаш на стол и полностью повернулась к Мише, пристально посмотрев в его жёлто-зелёно-карие, не вполне понятного цвета, глаза.

    - Оно совсем крошечное. И, кажется, глупое, - засомневался Миша.

    - Раз уж ты про него сказал, не томи, - улыбнулась я.

    - Хорошо.

    Миша набрал в лёгкие побольше воздуха, поправил очки и продекламировал:

    - Неразделённая любовь

Приносит мне страданья, боль.

Лишь только слышу милый голос,

Так сердце трепетно стучит.

Но голос разума бурчит:

Какая ерунда – “любовь-морковь”,

Зачем все эти муки, боль?

Твоей любви ведь не узнать ей никогда.

Скорей всего, она ей просто не нужна.

Миша вздохнул и опустил глаза, устремлённые во время чтения стихов куда-то в потолок.

    - Наверное, с трудом сдерживаешь смех? – спросил он.

    - Нет, ни в коем случае. Открою страшную тайну – я сама иногда пытаюсь рифмовать строчки, - ответила я.

    - Я бы очень хотел послушать твои творения, - оживился Миша.

    - Нет, лучше не надо. Кстати, актиния не такая уж трусиха – она уже растопырила щупальца. Надо рисовать.

    Я взяла карандаш и сосредоточено уставилась на Bunodactis stella. Миша поёжился, словно ему холодно, и понуро склонил голову над альбомом. У меня возникло неприятное ощущение, что я его чем-то обидела. Жалость часто овладевала мной, сдавливая своими скользкими руками горло или запуская мелкие иголочки в сердце. Иногда я даже не могла полностью осознать причину этой жалости. “Встряхнись и думай об учёбе,”- мысленно приказала я себе, мгновенно вернув внешнее спокойствие. Действительно, не кидаться же этой невзрачной особи мужского пола на шею со словами: “Мишка – ты прелесть. Я готова слушать тебя с утра до ночи.”

    - Что ты там рисуешь? – поинтересовалась я у Миши.

    - Пытаюсь привести в божеский вид рисунок одного планктонного ракообразного из рода Calanus.

    - А до вида слабо определить?

    - Боюсь ошибиться. С этими рачками такая неразбериха.

    - Понимаю, - вздохнула я.

    При определении членистоногих, к которым и относятся микроскопические морские рачки, возникают некоторые трудности. Например, одним из систематических признаков ракообразных являются число и расположение их многочисленных конечностей. Стоит только зафиксировать рачка в удобном для наблюдателя положении, как он ехидно поджимает все свои многочисленные “ножки”, покрытые длинными коричневыми щетинками. Разобрать, сколько их там, а тем более, из скольких члеников состоит каждая конечность, - занятие не для слабонервных. А как только тебе начинает казаться, что рачок растопырил все части тела и можно его определить и зарисовать, как беспокойное членистоногое взбрыкивает хвостовым отделом и удирает из поля зрения микроскопа. В связи с этим, наиболее удобный способ разглядывания конечностей у любых беспозвоночных, не только у рачков, - разбирание объекта на отдельные части. Конечно, животные – не конструкторы, и это жестоко, но что поделаешь.

    Миша застучал карандашом по бумаге, тщательно заточковывая рисунок и бормоча себе под нос песенку из студенческого фольклора:

   Если бесп. оказался вдруг

Не моллюск и не рак,

А так.

Ты его замори, рискни,

И конечности все оторви.

Так помучайся день – другой.

Может, поймешь, кто такой.

    - Садизм, - вздохнула я. – Кстати, ты этот рисунок представишь завтра на конкурс?

    - Наверное. А ты для конкурса рисунков что-нибудь подготовила?

    - Да. Уже дорисовала двустворку Serripes groenlandicus. Думаю, это мой самый аккуратный рисунок. На него ушла уйма времени! – сказала я, показывая Мише изображения внешнего вида животного и левой створки изнутри.

    Этот крупный двустворчатый моллюск, в обилии встречающийся у берегов Белого моря, привлёк моё внимание красивым рисунком на раковине – белый фон со светло-оранжевыми разводами был обильно покрыт ярко-рыжими зубчатыми линиями, словно кто-то небрежно прострочил швейной машинкой новую ткань.

Конечно же, меня весьма беспокоил конкурс студенческого биологического рисунка. Как всякий честолюбивый человек, я в тайне мечтала занять если не первое, то хотя бы третье место. Однако виду не подавала.

    - Что, Миша, хочешь выиграть конкурс? – спросила я.

    - А почему бы и нет, - ответил он.

    - По-моему, конкурсы – это не очень хорошо. У соревнующихся возникают взаимные обиды. Как сказал Сухомлинский:”Сравнение – духовный яд”.

    - Полагаю, обижаются только не очень умные люди, - предположил Миша.

    - Сомневаюсь. Просто одни показывают свою обиду, а другие прячут её глубоко в недра души.

Немного поспорив с Мишей на тему полезности разных конкурсов, я отправилась спать. Возле домика на лавочке сидела Марта и читала книгу. “Как хорошо, что она здесь в одиночестве, будет удобно разговаривать,” – подумала я.

    - Марта, ты ещё не хочешь спать? – спросила я, присаживаясь рядом.

    - Скоро пойду, вот только главу дочитаю, - ответила Марта, отрываясь от книги.

    - Скажи, ты знаешь о характере взаимоотношений между Антоном Петровичем и Наташей? – осторожно спросила я.

    - Что ты имеешь в виду? – с притворной беспечностью в голосе поинтересовалась Марта.

    - У них ведь какие-то шуры-муры?

    - Допустим. А тебе-то что до этого?

    - Близится время возвращения в Москву, где Антона Петровича ждёт давняя подруга.

    - Жена? – заинтересованно спросила Марта.

    - Почти.

    - Но я тут причём? – начала кипятиться Марта, прищурив миндалевидные глаза.

    - Ты ведь подруга Наташи. Намекни ей, пожалуйста, чтобы она не строила планы на будущее, как-то связанные с Антоном Петровичем. Ведь Наташа не знает о существовании “почти жены”.

    - Чушь какая-то. Пусть сами разбираются! Кстати, откуда ты знаешь про эту “жену”?

    - Он мне сказал.

    - С каких это пор ты стала его близкой подругой? – язвительно спросила Марта.

    - Я сама удивилась, почему он не поговорит с Наташей, не посвящая меня в эту ерунду. Но он поведал мне, что является человеком нерешительным и безотказным. Не может прямо сказать Наташке, что у него с ней ничего нет и не будет.     

    - Почему? –удивилась Марта.

    - Говорит, она человек нервный, импульсивный, может что-нибудь этакое выкинуть. А ему её жалко.

    - Жалко?!

    - Да. Видите ли, Наташа была так несчастна и одинока, вот он и жалел её, составлял по вечерам компанию. Не более того.

    - “Не более того”, - передразнила меня Марта.

    - Зря хохочешь. Я сама считаю эту историю полнейшей чепухой, но тебе ведь нетрудно поговорить с Наташей, – понизив голос, сказала я.

    К нам приближалась Виктория.

    - Хорошо, – нехотя согласилась Марта. – Я уже готова поверить в эту чушь, но почему Антон Петрович не обратился прямо ко мне?

    - Наверное, потому что меня он лучше знает. Говорит, я напоминаю ему сестру.

    Виктория подошла к нам и спросила, со смехом глядя на меня:

    - Ты всегда с одежды пылинки сдуваешь. И вдруг, что я вижу: наша Ольга до сих пор ходит немного забрызганная краской!

    - Ах, да. Я совсем забыла.

    - Как только ты ушла на поиски якобы пятновыводителя, один человек с катера дал нам тряпочки, смоченные бензином, и мы благополучно оттёрлись.

    - Я за вас рада.

    На этом наша болтовня закончилась. Все так устали, что отправились спать, когда полночь ещё не наступила.

 

Глава девятая

 

Всего лишь конкурс

 

    На следующий день все только и говорили, что о конкурсе. Рисунки сдали специальной комиссии, которая вечером должна была вынести свой вердикт и вывесить рисунки-призёры на большую доску возле столовой.

    Я вышла из лаборатории к морю. Погода опять наладилась. По голубому небу лишь изредка пробегали белые овечки – облака. Солнечные искорки прыгали по синей воде, перескакивая через плавающие островки бурых водорослей. Чайки важно разгуливали по берегу, изредка поглядывая на студента, сидящего на камне с огромной кастрюлей в руке. Видимо, им не нравился отвратительный скрежет, доносящийся со стороны студента. Песком очень хорошо драить кастрюли, но мерзкие звуки, издаваемые путём трения песчинок о гладкую поверхность, вызывали отвращение не только у чаек. Лица многих людей непроизвольно расплывались в кислой мине, когда они проходили мимо студента, сидящего на камне.

Вдали виднелись красивые парусники с белоснежными парусами. Я силилась высмотреть алый парус, так приглянувшийся мне раньше, но его нигде не было.

    - Ой, - вскрикнула я, подскочив на месте.

    - Отлив уже начался. Александр Сергеевич зовёт нас на литораль, - сообщила Ксюша.

    - Ну что у тебя за манера, подкрадываться сзади и щипать меня за рёбра, - возмутилась я.

    - Ничего. У человека 12 пар рёбер. Все не отщипну, - засмеялась Ксения.

    - Очень мило. Если у меня 32 зуба или 880 волосинок на квадратном сантиметре поверхности головы, это ведь не повод вырвать парочку, - сказала я, потирая бок.

    Группа собралась на берегу и, позвякивая банками, отправилась в путь. Шли мы довольно медленно, временами останавливаясь и подбирая какого-нибудь моллюска. Ничего нового и сверхинтересного нам практически не попадалось, поэтому вскоре всеми овладела настоящая лень. Солнце припекало, студенты, воображая себя рачками-дафниями, перегревшимися в банке, забытой на южном окне, передвигались всё медленнее и медленнее. Костя пытался отделаться от сачка, который ему стало лень нести. Он то ронял его по дороге и намеренно не поднимал, то пытался подсунуть Мише. Миша, в свою очередь, если клал какое-нибудь животное в банку, обязательно оставлял эту банку на песке и с беспечным видом шагал дальше. Временами раздавался чей-нибудь сонный голос.

    - Кажется, ещё один брюхоногий моллюск валяется под ногами, - сказала Валя.

    - Да, надо поднять, - подала голос Марта.

    - Наверное, какой-нибудь новый для нас вид, - задумчиво протянула Виктория.

    - Да ну его. Наверняка опять обычная Littorina litorea, - сказала я, махнув рукой.

Мне тоже очень не хотелось нагибаться.

    - Больно уж крупная для литторины, - язвительно заметил Александр Сергеевич, поднимая спирально закрученную раковину серого цвета с коричневыми полосками на витках. – С нами нет Вани. Что с ним на этот раз случилось?

    - Он лежит в постели. Наверное, простуда, - сказал Костя.

    - Что-то он часто простужается. Надеюсь, это не очень серьёзно, - усмехнулся преподаватель.

    - Думаю, завтра он будет на ногах, - ответил Костя.

    По возвращении с экскурсии я зашла к Ване в комнату. Он мирно спал на кровати прямо в куртке и тюбетейке. “Интересно, у него действительно простуда, или просто спит,” – подумала я, присаживаясь на краешек кровати. Ваня во сне перевернулся на другой бок, положил мне руку на колено и пробормотал:

    - Ната, ты ещё здесь …

    - Что?! Какая Ната? – резко вскричала я, почувствовав себя ревнивой женой.

Глупо, конечно, ведь кроме необоснованного чувства собственницы я ничего в данный момент не ощущала. Ванечка моментально открыл глаза и удивлённо спросил:

    - Это ты, Ольга?

    - Нет, не я! Это Ната.

    - Причём здесь Ната?

    - Ты минуту назад пламенно шептал во сне о какой-то Нате. Наверное, так ты называешь небезызвестную Наташу.

    - Тебе показалось.

    - Впрочем, мне всё равно. Лучше скажи, что с тобой случилось, - холодно сказала я.

    - Ничего, просто сплю, - улыбнулся Ваня своей обычной улыбкой от уха до уха.

    - Прелестно! А чем ты занимался ночью? Наверное, пел гнусным голосом и играл на гитаре в коридоре вместе с Костей. То-то я каждую ночь дёргаюсь, когда кто-то начинает натужно петь, словно молодой петух.

    - Возможно. И что же я, то есть, мы пели?

    - То же, что и всегда: “Ниче-его на свете лу-учше не-ету, чем бродить друзьям по бе-елу све-ету…” Каждую ночь мне хочется огреть коридорных певцов, например, поленом из нашей печки, но совесть не позволяет.

    - Какая ты злючка.

    - Спасибо за комплимент. Интересно только, почему Костя после бессонной ночи всё равно приходит на занятие, а ты спишь до обеда?

Внезапно хлопнула дверь и в комнату заскочил Костя.

    - Вау! Какая картина – святая Ольга у постели больного мальчика, - воскликнул он.

    - Тоже мне, больной, -проворчал Миша, заходя вслед за Костей. – Я бы назвал эту картину “Мадонна с младенцем”. Эх, Ванечка, на занятия не ходишь. У тебя совесть есть?

    - У нас свобода совести: хочешь - имей совесть, хочешь – не имей, - засмеялась я.

    - Опять Кнышева цитируешь. Влюбилась в него, что ли? – спросил Костя.

    - Да я Андрюшу просто обожаю, - ответила я.

    - А не староват он для тебя? – съехидничал Ваня. – Вокруг столько молодых и интересных…

    - Нет, не староват. В самый раз, - ответила я, выходя из комнаты.

    Вечером все с нетерпением столпились возле доски с результатами конкурса. Мой рисунок красовался на третьем месте, что доставило немало удовольствия.

    - Ах, мне так приятно, - сказала я, улыбнувшись, Виктории.

    - Поздравляю, ты это заслужила! – обрадовалась Виктория.

Не знаю точно, из скольки рисунков выбрали 4 призовых, но свои работы подали очень многие студенты. Вероятно, человек 60. Поэтому я была рада, что моё изображение ракушки заметили и оценили.

    - Интересно, а что за это подарят? – поинтересовалась Ксения.

    - Говорят, за первое место поставят зачёт – автомат, за остальные подарят книги о беспозвоночных, - ответила Валя.

На первом месте оказался рисунок Миши, на втором и четвёртых местах – девушек из других групп. Также на доске висело несколько рисунков, отмеченных специальными призами. Среди них был рисунок Марты, над которым значилось: ”Специальный приз за лучшее изображение животного в движении”. На нём была изображена парочка взъерошенных черноглазых полихет, напоминающих всем своим обликом маленьких чёрных скотч-терьеров на прогулке. Марта долго училась в художественной школе, поэтому животные были изображены столь искусно, что чуть ли не выпрыгивали с листа на рассматривающего их человека.

    - Странно, что этому замечательному рисунку не присудили какое-нибудь место, - удивлённо сказала я, указав на полихет.

    - У биологического рисунка свои каноны, - напомнила Ксения. – На первом месте стоит чёткая прорисовка всех деталей, а потом уже художественная ценность.

    - А когда нас будут награждать? – спросил Миша.    

    - Завтра, на дне Нептуна. А тебя – послезавтра, на зачёте, - ответила Валя.

    - Зачё-ёт, - печально протянул Ваня. – Сколько надо было нарисовать рисунков?

    - Около пятидесяти, - ответила я.

    - А у меня только пятнадцать. Пойду в лабораторию, - ещё тяжелее вздохнул Ваня.

    - Надо же, у него проснулась совесть, - сказал Миша.

    - Это не совесть, а запоздалое беспокойство о собственной шкурке, - усмехнулся Костя.

    Вечером повеяло прохладой, и я, выйдя из лаборатории, где дорисовывала морского паука из рода Nymphon, отличающегося длиннющими, словно у сенокосца, конечностями, отправилась в домик за кофтой.

    На своей кровати сидела Марта и смотрела в окно. Я взяла кофту и собралась выходить, но Марта неожиданно заговорила со мной.

    - Что, художница, идёшь создавать новые шедевры? – язвительно спросила она, произнеся слово “художница” таким тоном, что у Виктории, стоящей в другом углу комнаты, выпала расчёска из рук, а мне стало не по себе.

    После объявления результатов конкурса я не видела Марту и не подозревала, какая обида гложет её. Обида глубоко уязвлённого человека смешалась в ней с чувством сильной усталости от людей, и при виде неприятного импульса, коим в сегодняшний вечер явилась я, выплеснулась наружу. Откровенно говоря, к концу практики мы устали друг от друга и от непривычной бытовой обстановки. Но большинство студентов старались держать эмоции при себе. Некоторым это не удавалось и они впадали в неоправданную истерику по совершенно дурацкому поводу. Например, кто-то поленился принести дрова, за него пошёл другой, по дороге уронил полено на ногу – и вот, красные глаза и крупные слёзы на щеках, вкупе со странными претензиями к другому человеку, обеспечены. Или, хуже того, кто-то нёс во время общественных работ два тяжёлых ведра с мусором, бедняжке мало того, что никто не помог, так ещё и случайно захлопнули перед носом дверь, естественно, причинив носу некоторую боль.

    Я, по наивности своей, ощущала страшную неловкость и жалость при виде людей в истерике и пыталась им что-то сказать. Но после того, как на меня пару раз набросились со словами:”Какое счастье, что ты у нас железная леди”, окончательно убедилась, что молчание – золото. Большинство людей понимало, что ругаться из-за сущей ерунды глупо. Что очень скоро все окажутся дома, и через месяц – другой будут вспоминать свои беломорские приключения только со смехом.

    - Продолжай в том же духе, и в ЦДХ, а то и в Третьяковской галерее откроется твоя выставка, - не унималась Марта.

    Её и без того глухой голос звучал тихо и зловеще. Причём, чем тише она говорила, тем больше негодования вкладывала в свои слова. У большинства людей обычно наоборот – голос в гневе повышается, и они начинают орать. Поэтому оптимистичным людям становилось не по себе, если они слышали, как разговаривает обиженная или рассерженная Марта.

Оскорбительные фразы, звучащие, словно, “знай своё место, тупица”, я вынести не могла, поэтому повернулась к Марте и спросила:

    -Марта, зачем ты так? Я ведь ничего плохого тебе не сделала.

    Но Марта уже не могла остановиться. Судьба наградила её отсутствием матери в семье и не слишком привлекательным внешним видом, поэтому временами ею овладевала зависть ко мне, словно это я отняла у неё всё, оставив только глубокий и точный ум, какой бывает не у всякой молодой девушки.

    - Учишься, как идиотка, 7 лет в художественной школе, а твоего рисунка практически не замечают! Зато по достоинству оценивают так называемую картинку какой-то …, - Марта не могла подобрать нужного слова, потому что грубо ругаться не умела.

    - Послушай, но я ведь совершенно не причём. Подумай сама, из-за какой глупости ты вспылила. Хоть мы и рисовали этих животных целый день, но, в сущности, это пустяк! – дружелюбно сказала я.

    - Пустяк?! – глаза Марты вспыхнули гневом, в них забегали холодные зелёные огоньки. – Конечно, для тебя всё пустяк, всё легко! А меня в этой жизни удерживает разве что мысль о том, как будут горевать родственники… тебе никогда не хотелось опробовать верёвочную петлю или острый нож?

Виктория вжалась в стену. Её ушки, не ожидавшие услышать такое, залила краска. У Вики в голове не укладывалось, как можно вокруг ерунды накрутить столько пессимистичных фраз и закончить всё это темой суицида. Она моргнула глазами, похожими на два чистых лесных озера, и миролюбиво произнесла:

    - Люди, что с вами? Спокойствие!

    Я же решила ответить на вопрос Марты и спокойно сказала:

    - Возможно. Но я не хочу об этом говорить. Взрослый человек должен понимать, что показывать каждому, как он несчастен в этой жизни, совсем не обязательно.

    В комнату вошли Валя и Ксения, Марта глянула на них и успокоилась. По крайней мере, внешне. Казалось, во время спора её чёрные волосы несколько приподнялись на голове, словно у гривастого волка. Теперь же они струились по плечам безвольными спиральками.

    - Мы все немного не в духе. И я не … не хотела … в общем, всё, - пробормотала Марта, вероятно, извиняясь таким невнятным образом, и отвернулась к окну.

Мы с Викторией переглянулись и пошли в лабораторию. Серая мгла окутывала берег моря. Вдали послышался вздох или всплеск, словно море насильно укрывали одеялом, а оно упорно не хотело спать.

    - Что это было? – спросила Вика.

    - Думаю, большая рыба ударила хвостом по воде, - ответила я. – Уже поздно, а мы никак не закончим рисовать. Надо торопиться.

    - Да, ты права. Спать хочется, - сказала Виктория и сладко зевнула.

    Вернувшись из лаборатории, долго не могла заснуть. Всё размышляла, какой завтра предстоит день. Праздник Нептуна я видела, разве что, в мультфильме про капитана Врунгеля и совершенно не представляла, что это такое. “Скоро моё любопытство будет удовлетворено”, - подумала я, зарывшись с головой в спальный мешок.

 

 

Глава десятая

 

Владыка морской

 

    На следующий день капризная погода радовала нас синим небом и тёплым ветром.

    - Как сегодня хорошо, - сказала Валя, заходя в лабораторию.

    - Слишком хорошо. Наверное, завтра похолодает, - покачал головой Миша.

    Позанимавшись некоторое время учебными делами, мы, наконец, отправились на пирс, где начиналось открытие праздника.

    - Интересно, зачем толпиться на пирсе, - сказала Виктория, недоумённо пожимая плечами.

    - Так ведь Нептун – владыка морской, он должен появиться из воды, - ответила я.

Вскоре толпа зашевелилась и ринулась к краю пирса. Людей было очень много, и приходилось держать ухо востро, дабы не свалиться в холодную воду. К пирсу подплывал катер с Нептуном и его свитой на корме.

    - Надо же, не поленились уплыть куда-то за остров, переодеться и вернуться обратно, - заметила Валя.

    - Интересно, а кто изображает царя морского? – спросила я, приглядываясь к людям на катере.

Когда я поняла, кто это, меня моментально охватило веселье. Представьте себе солидного, мощного, высокорослого профессора по зоологии беспозвоночных, который целый год чинно читает вам лекции, временами улыбаясь в бороду со словами: “Я буду очень рад, если вы расскажите эти интимные подробности о жизни полихет (моллюсков, актиний и т.д.) на экзамене.” Потом экзамены пролетают, закончившись для кого отлично, для кого – не очень, а вы встречаете этого профессора, облачённого в несуразные зелёные одежды до пола, с прицепленной рыжей бородой, кончик которой путается под ногами и с большой “золотой” короной на голове.

    - Ну что, друзья, заждались? – пророкотал Нептун, выходя из катера на пирс.

    Вокруг него суетились два пирата, чёрт – человек, полностью измазанный чем-то чёрным, с прицепленным сзади длинным верёвочным хвостом и, если можно так выразиться, чертиха, то есть, супруга черта.

    Вся эта разноцветная процессия двинулась к центральной площадке ББС, где обычно проходила линейка. Чёрт так близко пробежал мимо, что задел краешек моей одежды, я отскочила в сторону, наступив Ксюше на подол платья. Надо сказать, что Ксения всё утро занималась своим карнавальным костюмом. Некоторые студенты вырядились в пиратов, покрытых искусственными фингалами и синяками, а она давно лелеяла мысль о наряде из морской капусты. И, надо отдать ей должное, платье получилось отменное. Оно состояло из множества ламинарий, перехваченных на талии поясом из самого узкого экземпляра морской капусты. На левой груди, прикрытой лямкой из ламинарии, красовалась большая засушенная звезда. Подол буро-зелёного платья, состоящий из свисающих кончиков талломов водорослей, волочился почти по земле.

    - Чёрт возьми! –вскричала Ксения, подхватывая стремительно сползающее с плеч платье. – Если бы ты не шастала тут в белой юбке, то не отскакивала бы от каждого черта в страхе, что он запачкает тебя сажей!

    - У-у, так у тебя под низом купальник, - разочарованно протянул Костя.

    - Извини, Ксюша. Давай я помогу прицепить это сооружение обратно, - виновато сказала я.

Когда мы подошли к Нептуну, он восседал на троне, сооружённом из большого чёрного кресла, водружённого на четырёх – колёсную деревянную повозку, подпёртую у одного колеса камнем. Это позволяло Нептуну гордо возвышаться над зрителями. Рядом сидела жена чёрта, вытянув стройные длинные ножки, разрисованные чёрными крестами.

    - Ну что ж, порадуйте чем-нибудь старика, - сказал Нептун, и голос его зазвучал, словно раскаты грома.

Он решительно стукнул о тележку длинными трёхзубцовыми вилами и принялся смотреть русское – народное творчество студентов. Перед ним пели песни собственного сочинения, плясали, и разыгрывали целые представления. Ксюша участвовала в сценке, собравшей самое большое число аплодисментов: она изображала жену Нептуна, которую он забыл 10 лет назад в одном далёком море, где был проездом, вернее “проплывом”. Старость не в радость, и бедный склеротик, оставив жену за границей, позабыл за ней вернуться. А теперь она разыскала муженька и приехала к нему с подарочком.

    - Я люблю подарки, - пророкотал Нептун.

    - Дарю его тебе от чистого сердца, - сказала Ксения и поклонилась.    

    В центр зрительского круга внесли большой синий сундук с блестящими замочками.

    - Откройте! – скомандовал Нептун.

    - Будет сделано! – воскликнули пираты, подбегая к сундуку.

    Из него выскочила маленькая девочка, одетая в зелёную рыболовную сеть, и кинулась к Нептуну с душераздирающим воплем:

    - Папа!!!

    - Дочка?! – прогремел Нептун и ударил деревянной рукояткой вил о тележку, на которой стоял его стул.

    Телега покачнулась, объехала колесом камень, служивший подпоркой, и покатилась на зрителей. Площадка плавно спускалась к морю, и телега, набирая обороты, всё стремительней мчалась вниз.    Зрители расступились и побежали за тележкой. Спешу вас успокоить, дорогие читатели, обрыва на территории биостанции не было, поэтому нашему драгоценному профессору смертельная опасность не угрожала.

    - Интересно, свалится он в воду, или нет? – спросил Ваня.

    - Не знаю. Должен сработать принцип мэрфологии, - ответила я.

    - Кого-кого? – переспросил Ваня.

    - Мэрфологии, - пояснила я. – Мэрфология – это наука о том, что если какое-то событие должно произойти, значит оно произойдёт. Например, логические принципы мэрфологии гласят: вероятность любого события равна 50% - либо произойдёт, либо нет; если вы сомневаетесь, выключили, выходя из дома, утюг или нет, значит, вы его не выключили, ну, и так далее и тому подобное.

Но в данном случае “оптимист” Мэрфи оказался не прав – тележка не грохнулась в воду. Она ударилась о стоящую недалеко от берега сосну, и остановилась. Супруга черта, слетев с повозки, беззвучно плюхнулась на песок. Нептун упал с диким грохотом, увлекая за собой кресло, вокруг ножек которого запутались его длинные зелёные лохмотья. Падая, царь морской что-то крикнул, но я не буду уточнять, что именно. Даже на отборной латыни ругаться не очень прилично.

    Всё остальное время праздника Нептун скромно сидел на кресле, установленном прямо на песке. Конкурсная программа протекала быстро и весело. После долгожданного воссоединения бородатого “папы” с “дочкой” и “женой”, все пошли смотреть на конкурс “Ноги мыса Киндо”. Возле столовой был сооружён деревянный подиум, состоящий из нескольких столов и верёвки над ними, с которой свисали синие одеяла таким образом, что верхняя часть конкурсанток была не видна.

    В “окошке” между столами и одеялами просматривались исключительно ноги.

    - Не хочешь поучаствовать? – спросил меня Миша.

    - Нет. Смотреть на это забавно, но участвовать – как-то глупо, - ответила я.

    - Ты просто стесняешься! Тебя же не будет видно. К тому же, зачем прятать такие ножки? – усмехнулся Ваня.

    - Она, боится, что победит, и ей придётся явить народу своё лицо, - сказала Виктория, подмигивая мне.

После конкурса задних конечностей, где под дружное улюлюканье победила девушка из другой группы, началось перетягивание каната. Сначала преподаватели боролись против парней – студентов, и парни победили, а затем девушки – студентки решили потягаться с преподавателями. Выглядело это весьма комично. Девушек на одном конце верёвки было значительно больше, чем преподавателей – мужчин на другом. Тем не менее, они никак не могли перетянуть канат на себя, висли на нём из последних сил и надували раскрасневшиеся щёки. Перед канатом туда-сюда бегал Александр Сергеевич в восхитительных красных шортах с зелёными пальмами и кричал в рупор срывающимся голосом:

    - Девушки, девушки, давайте! Поднатужьтесь ещё чуть-чуть. Покажите, на что вы способны!

После долгой и продолжительной борьбы несколько преподавателей отпустили канат, и девчонки с криком: “Победа!” повалились на песок, словно рассыпавшийся карточный домик.

Вечером, наградив, кого положено, за победы в конкурсах, Нептун заковылял к пирсу, на катер. Перед отплытием он обратился к своей свите и студентам:

    - Не забудьте на последок порадовать владыку морского.

    - Что он имеет в виду? – спросила Валя.

    - Раз Нептун – владыка морской, значит, ублажить его можно..., - не успела договорить Марта, как к ней с воплем: “Кидайте всех в море” подбежал чёрт и столкнул с пирса.

    Секунда – другая – и Марта уже бултыхалась в воде, размахивая над головой фотоаппаратом. Я с опаской подошла к краю пирса, ожидая увидеть хмурое лицо и мечущие гром и молнии глаза, но нет: Марта весело хохотала.

    Вскоре началось настоящее безобразие: черти и пираты бегали по пирсу и скидывали всех в воду, зловеще рыча, как голодные волки.

    Я схватила Викторию за руку и побежала к берегу. Очень не хотелось оказаться в холодной воде вместе с фотоаппаратом и очками. К тому же, даже некоторые храбрые девушки – биологи почти не умеют плавать.

    Чёрт гнался за нами, сурово щёлкая длинным хвостом, как плёткой, по ногам. Только оказавшись на берегу и прислонившись к сосне, мы облегчённо вздохнули и стали наблюдать за суматохой на пирсе. Всеобщее мокрое веселье оказалось заразным, и парни – студенты, выбравшись из воды, в которую были скинуты пиратами, принялись ловить девушек и спихивать их в море. Девушки весело визжали, словно дети в парке аттракционов.

    С пирса, сверкая пятками, убегала Ксения. В этот день ей совсем не хотелось попасть в воду, поэтому она бежала, подобно быстрой лани, увидевшей опасность. Уже на берегу Ксюша столкнулась с Мишей, который неожиданно схватил её на руки и попытался стащить к воде. Но ничего у него не вышло. У хрупкой сероглазой девчонки оказалось столько силы, словно она была мускулистой спортсменкой. Ксения начала яростно отбиваться, размахивать в воздухе руками, ногами и пышным рыжим каре на голове. Она билась в руках Мишки, подобно перепёлке, попавшейся в силок. В процессе этой яростной борьбы Ксюша щипала и хватала Мишку за все части тела, которые только попадались под руки. Вероятно, она схватилась за пояс его брюк, потому что они неожиданно слетели вниз. Мы с Викторией так и прыснули от хохота, а сконфуженный шутник моментально выпустил Ксюшу из рук и схватился за брюки.

    - Будешь знать, как без спроса девушек на руки поднимать, - назидательно сказала Ксения и побежала к домику.

    Мимо нас медленно прошли двое студентов, и один из них сказал:

    - Смотри, они ещё сухие стоят! Давай схватим их и скинем в воду.

    - Нет, с Ольгой, лучше не связываться. Она такой шум поднимет, что уши завянут. Да ещё и сама нас в море зашвырнёт, - ответил второй.

    - Терпеть не могу, когда меня хватают на руки! – фыркнула я.

Парни пошли дальше, а мы отправились к лаборатории и уселись там на лавочку.

    - Тебе не нравится, когда носят на руках? – засмеялась Виктория.

    - Нет.

    - Почему?

    - Ну, это длинная история, - нехотя ответила я.

    - Расскажи, у нас есть время, - попросила Вика.

    - Хорошо. Когда я училась в городке С., куда переехала из Киргизии, со мной продолжали происходить неприятности…

    Я задумалась, как бы покороче рассказать о своей жизни в С. Пожалуй, коротко не получится. Сразу начинаешь вспоминать всё, что связано с той жизнью.

    Городок С. из тех, где всего 20 домов и все жители друг друга знают. Любимое занятие обитателей такого городка – перемывание косточек друг другу. Он напоминает старое торфяное болото, откуда хочется вырваться, но трясина затягивает и затягивает.

    Школа, как и многие школы, в которых я училась, была “укомплектована” учителями, которых мало заботило, понимают ученики материал, или нет. Счастлив тот, кому не доводилось общаться с учительницей математики, которая не знает ничего, кроме формул из школьного учебника, с учительницей географии, которая “не замечает”, как ученики списывают на контрольной, даже не подозревая, что география – это не только тоненький чёрный учебник, а ещё и очень интересный предмет. А как счастлив тот, кто ни разу в жизни не общался с мигерой – химичкой, при звуке голоса которой стынет кровь в жилах. Справедливости ради отмечу, что в школе городка С. работали и отличные учителя, увлечённые своим предметом.

    Я, как обычно, была самая маленькая и замученная в классе. Старшеклассники делились на какие-то компании, в которые я явно не вписывалась. Конечно, если попытаться, можно было вписаться, но мне не хотелось. Думаете, я чувствовала себя лишним человеком? Возможно, в школе, но не дома, где меня окружали люди, животные, растения и книги, от которых исходило только добро.

    Сущим мучением в школе для меня являлись, как это ни странно, перемены. Я сидела за своей вечной первой партой, и ждала звонка, не зная, чем заняться. Если же в классе проходила уборка, и нас выгоняли в коридор, я совершенно не понимала, куда себя деть. В одну из таких уборочных перемен стояла у окна в коридоре и задумчиво ждала звонка. Мимо пробегали мальчишки из младших классов, но с меня ростом, и временами выкрикивали обычную ерунду: “Эй, тебя за шваброй не видно”,”Отойди от окна, ветром сдует” или, что-нибудь пошло-язвительное, вроде:”Эй, ты, мы тебя хотим, хи-хи-хи…” Возле другого окна стояла половина учеников из нашего класса, хихикала и почему-то показывала на меня пальцем. “Кто бы подумал, что к 16-17 годам люди так и не придумают что-нибудь поинтересней, чем растопыривать пальчики,”- размышляла я. От группировки отделился один парень и направился ко мне. “Интересно, что им на этот раз взбрело в голову,” – вздохнула я.

    - Ольга, я у тебя давно хотел спросить, сколько ты весишь? – обратился ко мне Виталик, высокий шатен, похожий на напуганного в детстве оленя, так и сохранившего свой испуг в виде недоумевающей улыбки на устах до более зрелого возраста.

    - Почему всех так беспокоят мои физические показатели? Может быть, вы все решили поступить в Медицинскую Академию и я вам кажусь подходящим пациентом для практики? – возмутилась я.

    - Не хочешь отвечать? Ну что ж, я и сам узнаю, - усмехнулся Виталик, прищурив большие карие глаза, также напоминающие оленьи.

Внезапно он схватил меня на руки и победоносно понёс по коридору. Я чуть не задохнулась от обиды и унижения, в моих ушах стоял дикий хохот, перед глазами мелькали радостные улыбки, словно у детей в цирке. Голова закружилась и сердце привычно застучало в ушах. “Глупая, очнись,”- сказал внутренний голос, я слегка ударила Виталика рукой по плечу и закричала:

    - Отпусти! Немедленно!!!

    От неожиданности он выпустил меня из рук и ошарашенно сказал:

    - Оказывается, ты умеешь очень громко орать, а мы не знали.

    - Вы много чего не знали, - сказала я, с трудом сдерживая дрожь в голосе и в руках.

    Ко мне подбежала единственная подруга Лена и спросила:

    - С тобой всё в порядке? Зря ты не пошла со мной в буфет.

    - Да, не беспокойся, - ответила я. – Наверное, хорошо, что скоро я перееду поближе к Москве.

    - Зачем? – спросил Виталик.

    - Молчал бы, - сердито сказала Лена.

    - Я отвечу. Из другого городка будет удобно ездить в Москву, на учёбу.

    - И куда же ты собираешься поступать? – спросила любопытная девчонка из нашего класса, подбежав к нам.

    - На биологический факультет МГУ.

    - Что?! Мы всегда подозревали, что ты ненормальная, а теперь можем убедиться в этом. Туда невозможно поступить. Ты даже не круглая отличница, - засмеялась одноклассница.

    - Что за глупости ты говоришь? – возмутилась Лена.

    - Нет ничего невозможного, по крайней мере, я в это верю, - мечтательно вздохнула я.

    - Плинний старший сказал:”Как много дел считались невозможными, пока они не были осуществлены,” – поддержала меня Лена.

    - А ещё мне кажется, что там, в МГУ, меня будут окружать в основном милые и умные люди, живущие в своём, более интересном мире, в который могу, при должном упрямстве, попасть и я.

    Виталик расхохотался и пошёл по коридору, насвистывая мотивчик песенки “Орлята учатся летать”.

    Рассказав покороче о своих школьных неприятностях в городке С., я отправилась на пирс, а Виктория осталась дорисовывать ветвистоусого планктонного рачка Evadne nordmanni, конечности которого ей никак не удавались.

    Почти все студенты разошлись по домикам и лабораториям, готовиться к зачёту. На пирсе стоял врач, Антон Петрович, и задумчиво смотрел на небо. На поверхности воды плавали две крупные медузы-цианеи, распластав длинные щупальца, подобно красной вуали. Я так привыкла наблюдать за этими красивыми животными, которых некоторые люди несправедливо называют “противными студенистыми созданиями, которые, вдобавок, жалятся.” Конечно, они не жалятся, а всего лишь пускают в ход, в случае надобности, свои стрекательные щупальца. И на склизкий кусок холодца медузы похожи, только если попадут в чужеродную им среду – на сушу. В воде же чудесные зонтики их тел выглядят воистину восхитительно.

    - Добрый вечер, Антон Петрович. Считаете на небе набежавшие облака? - спросила я, приближаясь к врачу.

    - Добрый вечер, Оля. Видите – небо вдали окрасилось в багряные и розовые цвета? Вероятно, завтра опять подует северный ветер и похолодает, - ответил Антон Петрович.

    - Не хотелось бы, - сказала я.

    - Вы выполнили мою глупую просьбу? – спросил он.

    - Да. Надеюсь, Марта поговорила с Наташей до того, как поругалась со мной. Думаю, Ната не захочет познакомиться с вашей женой в Москве.

    - Вы уверены?

    Я не стала говорить, что она уже нашла утешение на ББС.

    - На 95%.

    - Я вас немного обманул. У меня нет жены.

    - Как это? – спросила я, непроизвольно приподняв брови и заморгав глазами.

    - Она не жена, а просто … хм … подружка. И такая вредная. Не хочет за меня замуж, но и не отпускает.

    - А сколько ей лет?

    - Столько же, сколько и вам, - улыбнулся Антон Петрович.

    - Значит, она не вредная, а просто запутавшаяся в своих чувствах. Впрочем, не мне судить. Но зачем вы связались с Наташей?

    - Я же вам объяснял – это случайность. Честно говоря, вы мне гораздо больше нравитесь, но не хочется предавать мою давнюю московскую подругу.

    - Можно подумать, я вас об этом прошу, - усмехнулась я.

    - Жаль, что не просите. По моему, ваши глаза на что-то намекают, - игриво сказал Антон Петрович.

    - Да вы просто … котяра! – рассердилась я. – Спокойной ночи.

    - Спокойной ночи?!

    Я сердито пошла к домику, размышляя о мужском понимании жизни. Говорят, женщины часто пользуются женской логикой. Ерунда. Антон Петрович так туманно выражал свои мысли и, кажется, сам не знал, чего хотел. Подозреваю, что, если у женщин временами проявляется женская логика, то у мужчин нет никакой. Конечно, это относится не ко всем особям мужского пола.

 

Глава одиннадцатая

 

Сборы

 

    Следующим утром действительно похолодало. Облака затянули небо сплошной серой массой, холодный ветер играл ветвями деревьев, по тёмному морю пробегали грустные белые бурунчики.

Зачёт прошёл на “ура” для большинства трудолюбивых студентов. Я, с трудом уняв беспокойство, ответила на все вопросы и показала многочисленные рисунки. Мишка получил “автомат” и расхаживал по лаборатории, выпятив грудь колесом, словно единственный петух в курятнике. Ванечка, всю ночь корпевший над альбомом, сонно ответил преподавателю лишь на некоторые вопросы, но доброта Александра Сергеевича была безгранична, и он поставил зачёты всем. Правда, не у всех красовалась надпись “отлично”.

Мы выпустили животных в море, навели порядок в лаборатории и принялись бесцельно бродить по ББС. Кто-то пошёл последний раз полюбоваться бухтой Биофильтров, кто-то – болотом. Мы с Викторией решили прогуляться по берегу моря.

Хотелось что-то увезти с собой на память. Мы брели по берегу, рассматривая камешки под ногами и неожиданно обнаружили, что некоторые из них необычайно красивы.

    - Ух ты! – воскликнула Виктория, поднимая с земли переливающийся всеми цветами радуги камень.

Кто из нас в детстве не собирал камешки? У меня уже лет десять валяется дома целый пакет с гладкими полосатыми камнями, в розовую, зелёную и белую крапинку. Но некоторые беломорские камешки показались мне особенно красивыми. К сожалению, я не сильна в минералогии и не знаю их названий. Ведь камни – не живые, и меня никогда не завораживал их блеск. Но в этот день мы очень радовались необычным камням. Нашу главную гордость составляли два камешка, усыпанные серебристыми и белыми, блестящими на свету, частицами, два рыжих камня с серебристыми и жёлтыми вкраплениями и один изумрудный камень, переливающийся всеми оттенками зелёного.

Побродив так часа три, мы вернулись к домику, где стояла предотъездная суматоха. Студенты тщательно паковали скромные пожитки, чтобы утром свернуть только спальный мешок и быстро отправиться в путь. Марта бегала по комнате с веником. Когда мы вошли, она случайно столкнулась со мной.

    - Извини, - пробурчала она. – и насчёт вчерашнего…

    - Не стоит пилить опилки, – улыбнулась я.

    - Пожалуй…

    У Виктории постоянно что-то пропадало, и, на этот раз, она лихорадочно искала свой кошелёк. Ксения никак не могла запихнуть какую-то коробочку в рюкзак и изредка чертыхалась по этому поводу. Действительно, со мной такое тоже иногда происходит – едешь куда-то, пакуешь сумку – всё нормально укладывается, а как собираешься обратно, так обязательно что-нибудь не умещается, хотя вещей становится меньше. Просто чудеса какие-то. Валя уже упаковала всё, что можно, и со спокойствием памятника Пушкину, в позе йоги, сидела на кровати и читала “Сто лет одиночества” Г. Маркеса.

    - Я почти уверена, что твой кошелёк валяется где-нибудь на видном месте, - сказала я Вике.

    - Например? – спросила она.

    - Какое у нас самое видное место? Гладкая песочная площадка возле столовой, - предположила я.    

    Виктория сбегала туда и вскоре вернулась, но без кошелька.

Ночью я ворочалась с боку на бок, размышляя об отъезде. С одной стороны, я радовалась этому факту, а с другой – было немного грустно.

 

Глава двенадцатая

 

Прощай, биостанция

 

    День отъезда был окрашен в тёмные тона. Тучи из серых стали чуть ли не чёрными, они ещё ниже опустились над морем и разразились мелким сизым дождём.

Словно во сне, студенты погрузились на катер и отчалили от пристани. Мы стояли на корме, кутались в куртки, спасаясь от пронизывающего ветра и капель дождя. Весь пирс был заполнен людьми. Я и не подозревала, что на ББС так много обитателей.

    - Наверное, прятались по домам от зловредных студентов, - сказал Ваня, указывая на толпу людей, машущих нам белыми платочками.

    “Словно в кино”, - подумала я и принялась махать им вслед. В основном это были преподаватели и сотрудники биофака, которых держала здесь необходимость продолжения научной работы.

Дождь усиливался, биостанция постепенно скрывалась во мгле. Чайки жалобно кричали над водой. Море поднимало и опускало большие чёрные волны.

    - Такое чувство, что небо над нами плачет, - сказала я.

    - Да, похоже на то, - вздохнула Виктория.

    - Вы напоминаете двух промокших цыплят, - весело сказал Костя. – И, к тому же, грустных.

    Действительно было грустно. Но отчего? Кто мне это подскажет…

Чайки плачут над водою,

Белое море шумит.

Ветер свищет надо мною,

Дождь по корме шелестит.

Волны играют с медузой морскою,

Брызги взмывают ввысь.

Птичьи слова я вдруг разбираю:

“Больше сюда не вернусь.”

    Примерно через час мы сошли на берег и отправились к станции Пояконда. Дождь усиливался. Я сделала интересное открытие: оказывается, моя непромокаемая куртка промокает! А плащ, по одному их законов Мэрфи, тщательно упакован на дне самой большой сумки.

    Поезд опаздывал, мы стояли у насыпи и покорно мокли под дождём. Теперь дождик смело можно было назвать ливнем.

    Я обратилась к Вале, пытаясь разглядеть её сквозь воду, стекающую по линзам очков:

    - Ты случайно не знаешь, на этот раз в соседнем вагоне не поедут пограничники?

    - Что, уже соскучилась? – усмехнулась Марта.

    - Говорят, теперь рядом поедут зэки, - спокойно ответила Валя.

    - Что?! – подскочила Виктория, мотнув мокрой косой.

    - Не беспокойтесь. Они хорошие. А вообще-то в таких случаях двери вагонов закрывают, - сказала Ксения.

    - Мне только не нравится, что теперь у студентов не отдельный вагон. Вместе с нами будут ехать простые пассажиры, - сказала Марта.

    - Ну и ладно, - ответила я, поёживаясь от сырости и холода.

    Наконец, приехал поезд, с опозданием на полчаса. Мы насквозь промокли и нам было уже безразлично, на полчаса он опаздывает, или на час. Заскочив с рекордной скоростью в вагон, студенты расположились на своих местах. Мы с Викторией копались в сумках до тех пор, пока одновременно не издали победный вопль:

    - Нашла!!!

    - Кого? – поинтересовался Ваня, свесившись с верхней полки.

    - Единственную сухую вещь – пару носков! – радостно сообщила я.

    - Кошелёк! Сухой, - сказала Виктория.

    - Оленька, тебе нельзя ходить в мокрой одежде, это вредно для здоровья, - забеспокоился Миша.

    - Что же мне, в одних носках ходить ? – возмутилась я.

    - Наверное, интересное зрелище, - сказал Костя.

    - Буду сушить одежду на себе, - вздохнула я.

    Когда мы ехали на биостанцию месяц назад, было очень жарко, словно в пустыне. А теперь нас донимали сырость и холод. Чтобы развеять дождливое настроение, я бегала к Вале на другой конец вагона и беседовала с ней о цветах, которые, должно быть, расцвели на огороде за наше долгое отсутствие. Каждый раз мне приходилось пробегать мимо жгучего брюнета, который постоянно пил чай и некоторые другие напитки (покрепче) и кричал:

    - Такой дэвушка и совсэм мокрый! Нэ харошо, нэ харошо! Слюшай, присядь рядом и согрейся чаем!

    В остальном, все 34 часа пути прошли тихо, мирно и без происшествий. По мере приближения к Москве я вдруг почувствовала такое спокойствие, что даже заснула.

    - Москва! – заорал Ваня прямо мне в ухо.

    - Правда ?! – обрадовано спросила я, быстро спрыгнув на пол.

    - Виктория! Мы почти приехали! – закричала я, толкая Вику в плечо.

    - В чём дело? Не мешайте спать, - пробормотала она, сонно отмахиваясь рукой.

Я принялась шумно собирать вещи и сворачивать матрас. Виктория, наконец, осознала, что произошло, и поднялась с нижней полки.

Вскоре вся студенческая братия стояла на московском вокзале и задумчиво смотрела на небо. Я подняла голову и ахнула, завороженная прекрасным зрелищем: по чёрному, бесконечному небу рассыпались миллиарды больших сверкающих звёзд. На Белом море небо даже ночью было светло-серым, и мы соскучились по звёздам. Так вот чего нам не хватало! Ни телевизора, радио и холодильника, а звёздного неба над головой.

    Все начали махать друг другу ручкой и говорить прощальные фразы.

    - Увидимся через месяц, в сентябре! – сказала Валя, растворяясь в темноте.

    - До встречи, Ольга! – попрощалась Ксюша.

    - Пока, - тихо сказала Марта.

    - Увидимся? – махнул рукой Ваня.

    - До встречи! – крикнул Костя, подбегая к приехавшей за ним машине.

    - До свидания, Оленька, - грустно сказал Миша, медленно удаляясь от меня.

    - Созвонимся! – крикнула я Виктории, садясь в наш автомобиль, на котором за мной примчался отец.

    Когда мы приехали в родной городок, было уже светло. Дверь квартиры открыла мама и воскликнула:

    - Лягушка – путешественница приехала!

    - Ну какая из меня путешественница, – ответила я, улыбаясь.

    Зашла в квартиру и почему-то никак не могла осознать, что вернулась к родной цивилизации.

    - Что тут новенького? – спросила я.

    - Не понимаю, в чём дело, но у тебя в комнате жутко воняет. Там совершено нельзя дышать, - сказал отец.

    - И чем же там пахнет? – оживилась я.

    - Извини, конечно, но … тухлым, очень тухлым мясом, - ответила мама.

    - Ура! Свершилось! – вскричала я, забегая в комнату.

    На подоконнике, спрятавшись за горшком с бегонией, стоял горшочек с маленьким растением, похожим на кактус. На этом растеньице красовался огромный, сантиметров 15 в диаметре, мясистый бордовый цветок, своими очертаниями точно повторяющий морскую звезду Asterias. Вся верхняя поверхность цветка выглядела пушистой, благодаря длинным мягким красным волоскам. От цветка исходил неповторимый аромат, привлекающий мух для опыления.

    - Наконец-то стапелия расцвела! – воскликнула я, склоняясь над цветком.

    Затем уселась на мягкий диван и подумала:”Вот я и дома! Как это приятно.” И в тоже время поняла, что готова поехать на другую биостанцию или в какой-нибудь заповедник, хоть через месяц.

    И поеду, обязательно куда-нибудь поеду. Через год, следующим летом.

Hosted by uCoz